Я начал уставать. Конь с бешеного галопа перешел на ровную рысь, словно наслаждался осенним воздухом и сладкими ароматами угасающего лета. Листья на деревьях стали золотыми, ярко-желтыми и медными, солнце светило не слишком ярко и даже уютно. Лобковиц все еще ехал впереди меня, его камзол и треуголка покрылись слоем светло-серого пепла, он оглянулся и, привстав в седле, помахал мне рукой. Князь торжествовал. Видимо, мы преодолели очередную преграду. Нам сопутствовала удача.
Наконец мы остановились передохнуть у пруда; в нем крякали белые утки. Людей видно не было, хотя местность казалась приятной и вполне ухоженной. Я поделился наблюдением с Лобковицем. Он ответил, что мы, вероятно, находимся в той части мультивселенной, где люди по какой-то причине больше не живут. Порой будущее полностью исчезает, оставляя лишь самые неожиданные следы. Князь предположил, что на этой земле когда-то жили вполне процветающие крестьяне. Но какие-то события в мультивселенной повлияли на их существование. Они ушли, а природа осталась. Все, что они создали, исчезло. Все бренные договоренности остались в прошлом.
Он с грустью слегка пожал плечами.
Лобковиц сказал, что встречался с подобным феноменом слишком часто, чтобы сомневаться в своей правоте.
– Вы, возможно, заметили, граф Улрик, пустынность этих невысоких холмов, древние камни и деревья. Этот сон никому не снится.
Он поднялся с берега озера, где умывал лицо и руки. Дрожа, он пытался согреть руки под мышками и ждал, пока я напьюсь и умоюсь.
– Меня пугают такие места. Они вроде вакуума. Никогда не знаешь, какие ужасы их наполнят. Такому сну в лучшем случае просто нельзя доверять.
Я слушал его рассуждения, но мне не хватало подобного опыта. Оставалось лишь внимать и постараться понять. Не склонный к сверхъестественному, я никогда не буду чувствовать себя комфортно в его присутствии. Не все члены моей семьи имели естественное влечение к бесконечным возможностям. Некоторые предпочитали возделывать свой маленький сад. Ко мне вдруг пришла забавная мысль: а не я ли тот самый ужас, который решит вдруг заполнить вакуум этого мира? Я мог себе представить здесь Уну и детей, работающих на ферме, милый дом…
А затем я вдруг понял, чего боялся Лобковиц. В мультивселенной масса всевозможных ловушек. За жестоким климатом может таиться величайшая красота, а за фасадом привлекательной сельской местности – опасный яд. Осознав это, я с радостью оседлал огромного жеребца, не знавшего устали, и ехал следом за Лобковицем по бескрайним лугам, пока не наступила беззвездная и безлунная ночь и мы не услышали впереди журчащую воду.
Я не осмеливался взглянуть вниз. Но когда сделал это, то почти ничего не увидел, казалось, что огромный нихрэйнский конь несется по озеру. Спали мы в седлах. К утру мы миновали луга с высокой жесткой травой и оказались в широкой степи. Вдалеке паслись какие-то животные; когда мы подъехали ближе, я узнал в них североамериканских бизонов.
С облегчением я догадался, что мы, по всей видимости, находимся на том же континенте, что и моя жена, оказавшаяся в опасности. Затем бизоны исчезли.
– Она недалеко? – спросил я князя Лобковица, когда в следующий раз мы остановились у холма за широкой петляющей рекой. Все дикие животные разом скрылись из виду. Слышались лишь безжалостные завывания западного ветра. Мы с князем спешились и перекусили черствыми бутербродами, которые Лобковиц вез в котомке из Москвы.
Его ответ меня не ободрил.
– Будем надеяться, – сказал он. – Но прежде чем мы будем окончательно в этом уверены, нам придется пережить несколько опасностей. Многие из этих миров умирают, считайте, уже умерли…
– Вы многое повидали, – заметил я.
– «Блеск одного достигнут разорением другого», – процитировал он Томаса Гарди, но я не понял, как это связано с нашими обстоятельствами. Он раскрошил остатки бутерброда на землю и принялся наблюдать. Ничего не произошло. Я озадачился. Почему мы изучаем крошки выброшенной еды?
– Я ничего не вижу, – сказал я.
– Именно, – ответил князь. – Тут и смотреть-то не на что, друг мой. Вокруг вообще ничего не происходит. Никто не появляется. Это место кажется очень спокойным, но на самом деле оно безжизненно. – Он затоптал остатки бутерброда. – Мертво.
Лобковиц вернулся к своему коню и вскочил в седло.
Я прежде не видел, чтобы человек выглядел так, словно несет непосильное бремя. И тогда я начал относиться к своему товарищу с еще большим уважением.
Глава семнадцатая
Против течения времени
Много раз всходили луны.
Много раз вставали солнца.
Много жены танцевали,
Воины же пели песни
И стучали в барабаны,
Духов битвы призывая!
У. С. Харт. Сияющая тропа
Покатые холмы, жалкий эрзац земель Сильвании, остались позади, и мы оказались посреди пустоши из серого сланца и старого гранита. Мир в очередной раз изменился. Впереди лежали унылые неглубокие ущелья с крутыми выветренными склонами. Высоко в небе кружили падальщики. Хоть какой-то признак жизни (или обещание смерти). Серебристый песчаник под ногами на много миль вперед раскалывали темные расщелины и длинные трещины. Свинцовая медленная река рассекала унылый ландшафт, точно рана. Вдалеке виднелись низкие, широкие горы, над ними время от времени поднимались языки красного пламени и черный дым. Местность эта немногим отличалась от мира, созданного Миггеей, герцогиней Порядка.
Я спросил Лобковица, что привело к угасанию миров, через которые мы проезжаем, он сухо улыбнулся.
– Все те же войны за правое дело, – сказал он, – каждая сторона конфликта утверждает, что представляет Порядок! По всем показателям, эта земля погибла из-за жесткой дисциплины. Но, разумеется, это величайшая хитрость Хаоса. Именно так он ослабляет и сбивает с толку своих соперников. Порядок обычно неуклонно движется вперед к ясной цели. Хаос же знает, как обойти стороной и зайти с неожиданного угла, воспользоваться моментом, зачастую вообще обходясь без прямой конфронтации. Именно поэтому он так привлекает подобных нам.
– Так вы не хотите, чтобы правил Порядок?
– Без Хаоса мы не смогли бы существовать. По характеру я склонен служить Порядку. Но разумом и как участник Игры Времени я служу Хаосу. А вот душа моя служит Равновесию.
– Отчего же так, сударь?
– Оттого, что Равновесие лучше всего отвечает интересам человечества.
Мы продолжали ехать рысью по неглубокому пыльному ущелью. Кусты боярышника пытались расти во впадинах, но по большей части нас окружали лишь голые скалы. Заставив коня перейти на спокойный шаг, Лобковиц развернулся в седле и протянул мне белую глиняную трубку и кисет. Я отказался. Он наполнил чашу, придавил табак пальцем и, снова усевшись в седло, указал на горизонт.
– Думаю, мы движемся в правильном направлении. И если продолжим ехать с такой же скоростью, то скоро доберемся до места.
