– У одного из них та самая кровь. Что может быть проще, чем магия крови?..
Жестокий рыцарь шагнул назад к изумруду и вновь потянулся к Черному мечу, вонзенному в камень. Он вцепился в рукоять, и на этот раз, хотя лицо его и искривилось от боли, ему хватило сил вытянуть клинок.
– Ха! Теперь у нас равные силы, Элрик. Я знаю это оружие. Это брат Черного меча, Ворон-меч!
Гейнор вытащил меч из камня. Обхватил рукоять обеими ладонями, сжав зубы.
– Я называю его Скорбным. – Губы Элрика все еще кривились в ужасающей полуулыбке. Глаза сверкали, как раскаленные. – Они не впервые дерутся друг с другом, хотя ты смог завладеть клинком лишь благодаря позаимствованной крови. Поспешите, князь Гейнор, эти мечи мне понадобятся в другом бою, и я не хочу его пропустить.
Надеюсь больше никогда не услышать безумный смех моего прадеда. Так мог веселиться только человек, которому нравилось отбирать чужие жизни, рискуя своей. Словно риск и балансирование на грани смерти были единственным его удовольствием.
Гейнор зарычал и взвесил меч в руках, глядя, как алые письмена бегут вверх и вниз по черной стали.
А затем его клинок тоже застонал и закричал, как живое существо. Два черных меча, воюющие друг с другом! Что это значит?
Гейнор возобновил атаку. Оттуда, где я беспомощно висела привязанная к камню, мне было видно, как двое мужчин перескакивали через барьеры, наступали, отпрыгивали, поднимались и опускались по ярусам амфитеатра, иногда выходили на свет, порой терялись в тени. И мне порой казалось, что дерутся между собой именно мечи, а люди к ним просто прилагаются. Я наблюдала одновременно за четырьмя разумными существами.
И не только меня заворожил этот бой. Все взгляды устремились на них. Воины в звериных масках на верхних ярусах над дерущимися напряженно следили за ними.
Элрик упал, и Гейнор воспользовался своим преимуществом. Буреносец вылетел из руки хозяина.
Гейнор стоял над поверженным противником.
– А вот и кровь для Камня! – прорычал он. – Ее хватит на дюжину ритуалов!
Он поднял вопящий меч, чтобы обрушить его на альбиноса, и прокричал:
– Миггея!
Он разрубил бы Элрика пополам, если бы удар достиг цели, но альбинос откатился, успел схватить Буреносец и вскочить на ноги, пока Гейнор приходил в себя.
Элрик начал выкрикивать странные слова на языке, звучанием похожем на хинди. Я догадалась, что именно они записаны буквами на лезвии клинка.
Гейнор огляделся, ожидая нападения. Он неуклюже наступал на альбиноса, за Скорбным мечом тянулись в воздухе черные и алые светящиеся дуги. Крики двух воинов почти сливались.
Я услышала, как Гейнор говорит:
– Неужели ты хочешь, чтобы Равновесие разрушилось, Элрик? Предпочитаешь полное отсутствие контроля? Хочешь, чтобы остались лишь Серые Пределы, время исчезло, пространство уничтожилось?
Элрик все еще улыбался.
– Не должно нам использовать Равновесие, мы лишь служим ему, князь Гейнор Проклятый, и ты это прекрасно знаешь. Это лишь идея, и ее невозможно разрушить по-настоящему. Любой, кто попытается силой овладеть его составляющими, обречен на провал. Он окажется в окончательном аду, неспособный освободиться от самого себя и собственной неудовлетворенности. Опусти меч, Гейнор. Я требую, чтобы ты подчинился мне. Ты лишь на время обманул его. Думаешь, он не осознает этого? Но очень скоро он приведет тебя к судьбе, которой ты заслуживаешь.
Гейнор захохотал.
– Слабак! Ты предаешь всех и вся. Ты предал даже то, что сделало тебя сильным. Ты, Элрик из Мелнибонэ, Измена во плоти.
Выражение лица Элрика изменилось, он ринулся в атаку, на что и рассчитывал Гейнор.
Но Элрик устал. Он потратил много сил, чтобы добраться сюда вовремя, бросить им вызов и попытаться спасти нас. Тем не менее он пришел сюда спасти меня, я знала это наверняка. Если он проиграет этот бой, что бы ни случилось с ним в другом мире, мне точно придет конец. В этом мире. А может, и во всех остальных.
А потом я увидела другого человека, намного старше. Он стоял над Элриком. Другой альбинос. И это фамильное сходство… Он мог бы быть моим дедом. Неужели это Элрик из другого времени? Невозможно.
И вдруг я поняла, что это и впрямь мой дедушка. Улрик фон Бек вытянул руку и коснулся Элрика, когда тот отступал от беспощадного Гейнора. А потом дедушка исчез. На миг мне показалось, что в тени я увидела еще чье-то белое лицо. Но и оно тоже исчезло.
У Элрика прибавилось сил. Я поняла, что старик поделился с ним своей энергией. Элрик воспользовался этим преимуществом. Гейнор отпрянул под ослепительной бурей ударов клинка. Невероятная скорость! О фехтовании я знала лишь то, чему нас учили в школе. Их стиль напоминал фехтование на клейморах, тяжелых палашах с широким клинком – такими сражались шотландцы. Как им удавалось двигаться так быстро? Чтобы с такой легкостью управляться с тяжеленным стальным мечом, нужны не только хорошие рефлексы, но и сила! Я прониклась еще большим уважением к обоим противникам. Их бой разительно отличался от средневекового размахивания мечами.
При этом совершенно не слышалось лязга металла, лишь воздух тошнотворно дрожал и раздавались стоны и крики разумной живой стали.
Противники в очередной раз разошлись в стороны; они тяжело дышали и не отрывали друг от друга глаз, опершись клинками на гладкую поверхность сидений. Они переговаривались, но я не могла расслышать их тихих голосов, поэтому и подалась вперед.
Внезапно Боус-Юнге Осфодский упал на колени; он корчился на полу амфитеатра, пытаясь дотянуться до спины и выронив длинный зеленоватый кинжал, которым собирался меня убить. Между его лопатками торчало оперенное древко стрелы. Я посмотрела в ту сторону, откуда прилетела стрела. Уна, моя бабушка, стояла в тени на одном из рядов амфитеатра, кожа ее выглядела скорее сероватой, чем белой, а взгляд оставался твердым только благодаря усилию воли. Она улыбнулась мне, выронила лук и сползла на скользкий камень. Она предвидела намерение Боус-Юнге бросить кинжал в спину Элрика и убила его первой. Но это явно дорого ей обошлось.
Мне хотелось броситься с ней. Я попыталась освободиться от пут.
– Уна! – крикнула я, но, разумеется, все еще оставалась связанной и ничего не смогла сделать.
А затем увидела, как ко мне идет шевалье Сент-Одран – с клинком в руке и странной улыбкой на лице.
В панике я начала озираться, ища, кто бы смог помочь мне. Закричала. Никогда прежде и никогда после я так не кричала. Сент-Одран подошел, занес нож и разрезал путы. Я вздохнула свободно и рухнула вниз, но он поддержал меня. Мое тело оцепенело и ослабло, но я знала, что это скоро пройдет, я ведь не была ранена. Сент-Одран оставил меня восстанавливаться и обошел камень, чтобы освободить Джека.
В этот момент Клостергейм зашипел от ненависти и злости и, видя мою беспомощность и беззащитность, выхватил свой клинок.
