Сколько же я потерял с момента первого приезда Гейнора в Бек! Он пытался забрать у меня Ворон-меч, чтобы убить дочь моего двойника! Всю свою наивность я окончательно растерял. Потерял друзей и слуг. И частично даже самоуважение.
А что приобрел? Знание о других мирах? Мудрость? Чувство вины? Шанс изменить историю, остановить распространение нацистской тирании? Многие хотели бы сделать это. Но обстоятельства и время сложились так, что я изменил ход войны в пользу вражеской страны.
Вина усилилась еще больше, когда союзники начали бомбить Германию. Кёльн. Дрезден. Мюнхен. Все прекрасные старинные города нашего золотого прошлого стали руинами и горькими воспоминаниями. Точно так же, как мы разбили вдребезги память и гордость других народов, осквернили их мертвых. И ради чего?
Что, если эту боль, боль всего мира, можно было бы остановить? С помощью одного артефакта. Той вещи, которую называют Рунным посохом, Граалем, Котлом Финна, вещи, которая создает вокруг себя равновесие и безмятежность. Которая выживает сама и способствует выживанию мультивселенной.
Где она, эта панацея от бедствий?
Где она, если не в наших сердцах?
Нашем воображении?
Наших снах?
Неужели все, что я испытал в Му-Урии, оказалось всего лишь сложным, нереальным ночным кошмаром, куда завлекла меня дочь крадущей сны? Иллюзией магии, Грааля и бесконечной жизни? Когда-то я не сомневался в свойствах Грааля и в его силе творить добро. Но теперь я гадал: являлась ли эта вещь сама по себе силой добра – или же была вещью в себе, которую не трогали вопросы человеческой морали?
Может, Гейнор был прав? И Граалю требовалась кровь невинных жертв, чтобы сработать?
И, может, в этом заключается последняя ирония – нет жизни без смерти?
Уна вошла в искореженную дверь, позади нее лился солнечный свет. Она нашла свои стрелы там, где их спрятала.
Девушка взглянула на меня и поняла, что Элрик ушел.
Она бросилась к старой лестнице.
– Отец!
Она исчезла, когда я еще не успел добежать до двери. Я звал ее, но она либо не слышала, либо не обращала внимания.
Я торопливо поднялся по ступеням, но что-то замедлило мои шаги, когда я добрался до вершины башни и узкого коридора, ведущего на крышу. Я неохотно двинулся вперед и посмотрел на зубчатые стены, где Элрик нежно держал в объятиях свою дочь.
За ними нетерпеливо ворчали и переминались драконы, жаждавшие поскорее подняться в небо. Но Элрик медлил. Когда он поднял лицо, в беспокойных глазах его стояли слезы.
Я смотрел, как он нежно целует дочку в лоб. Затем делает шаг к нетерпеливому Черноносому и чешет ему шею под чешуей.
Быстро и грациозно вскочил он в седло и мелодичным голосом обратился к драконам.
Мощным взмахом крыльев две огромные рептилии поднялись в вечерний воздух. Я долго смотрел, как удаляются темные силуэты на фоне огромного красного диска заходящего солнца.
Медленно и грациозно поднялись они в темное небо – и вдруг исчезли.
Уна обернулась; глаза ее были сухими. Она обратилась ко мне неожиданно низким голосом.
– Я могу увидеть его в любое время, когда захочу, – сказала она и протянула руку. В ней лежал маленький талисман.
– В его снах? – спросил я.
Она взглянула на меня.
И я пошел за ней вниз.
Эпилог
Окончание этой истории стало достоянием публики. Разумеется, ни я, ни Уна в Германии не остались. Мы были уверены, что нас арестуют. И прекрасно понимали, какая судьба ждет нас в этом случае. Князь Лобковиц помог нам перебраться в Швецию, а оттуда в Лондон. Оказав помощь в уничтожении воздушного флота своей родной страны и запустив процесс поражения Гитлера, я продолжил бороться с нацистами. Некоторое время проработал на Би-би-си, а затем, когда союзники вошли в Германию и Австрию, служил переводчиком в психиатрическом отделении Красного Креста.
Даже я, хотя и сам пережил зверства нацистов, с трудом выносил то, что происходило каждый новый день.
Ненадолго встретился с Лобковицем, который занимался военными преступниками, но так ничего и не узнал о Бастейбле. Уна отправилась в Вашингтон, когда Соединенные Штаты вступили в войну, и служила в отряде специального назначения.
Бек я увидел еще лишь раз до того, как его захватили русские. Красная армия разместила там своих офицеров. Они утверждали, что в старом замке ощущается мир и спокойствие. Я не мог с этим не согласиться. И хотя недавняя история замка не была столь мирной, этот дом излучал безмятежность, которая ощущалась на несколько миль от старой усадьбы. Мне говорили, что со временем местные власти превратили Бек в больницу для скорбных умом, и меня это порадовало.
Когда же Берлинская стена пала и я вернулся в родной дом, то позволил оставить там все как прежде, лишь попросил для себя несколько комнат в старом крыле, рядом с оружейной и башней. Там я проводил дни в исследованиях, точно зная, что когда-нибудь обнаружу намек на нынешнее воплощение Грааля. В том, что он где-то в Беке, я даже не сомневался. Рано или поздно здесь исцелялись все болезни. Это все, что нам удалось уберечь от нацистов.
В мае 1941 года стало ясно, что люфтваффе не сможет победить Британию. Обеспокоенный тем, что Гитлер напал на Советский Союз, так и не сумев перетянуть на свою сторону «братьев по оружию», Рудольф Гесс отправился в Шотландию. Он выпрыгнул с парашютом из «мессершмитта» и благополучно приземлился. Провел несколько часов в замке Оши, по традиции принадлежавшем клану МакБегг, которые имели довольно плохую репутацию в здешних местах. Затем он отправился на поиски маркиза Клайдсдейла, которого по ошибке считал сторонником нацистов. Именно Гесс раскрыл маркизу и тем, кто приехал арестовать его, тайну уэссекских драконов, которые выползли из потайных пещер под самыми красивыми землями Англии, чтобы послужить ей в трудный час. Он утверждал, что может связаться с королем Артуром, сэром Ланселотом и королевой Гвиневрой, а также знает, где находится Святой Грааль. Он сообщил, что Грааль мог бы стать катализатором для объединения всех норманнских народов для борьбы с большевистско-азиатской угрозой. Не раз просил, чтобы ему дали возможность побеседовать с Черчиллем, но опубликованные документы свидетельствуют, что в МИ‑5 были твердо уверены: Гесс потерял рассудок. Все отчеты подтверждают эту точку зрения. Черчилль наотрез отказался встречаться с ним.
Гесса судили в Нюрнберге как военного преступника, и он стал единственным выжившим узником тюрьмы в Шпандау. Считается, что он повесился в тюремной камере Шпандау в 1987 году. В возрасте девяноста одного года. Все это время он отказывался публиковать свои воспоминания и почти не давал интервью, хотя и утверждал, что обладает важной секретной информацией, которой готов поделиться с властями. Существует теория, что его ликвидировали по приказу британской секретной службы, которая боялась того, что он может рассказать после освобождения.
