Я стал натирать смычок, и тут вдруг раздались такие бурные аплодисменты, что мне стало как-то не по себе и даже немножко страшно. Мои окоченевшие пальцы забегали по струнам, и на память, подобно верным друзьям, которые никогда тебя не покинут, тут же стали приходить моцартовские фразы. С каждой минутой под воздействием чистой, радостной мелодии Моцарта лица крестьян, бывшие совсем недавно такими непримиримыми и враждебными, все больше смягчались, точь-в-точь как мягчает иссохшая земля во время обильного дождя; постепенно в пляшущем свете керосиновой лампы все они утратили очертания, стали какими-то зыбкими.
Логика этого абзаца заключается в причине и следствии, перемене, происходящей, когда нежная музыка смягчает лица китайских крестьян.
Еще один запоминающийся пример поворотного момента в абзаце взят из книги Франклина Фоера «Как футбол объясняет мир»
[65]:
Газетные статьи того периода вовсе не создают впечатления, что еврейская команда обладала какими-то особыми талантами. Но в них тем не менее встречаются упоминания об энтузиазме ее болельщиков и твердости духа ее игроков. Эти качества особенно ярко проявились в самый великий момент истории «Хакоах». До конца сезона 1924/25 года оставалось три игры, и во время очередного матча игрок команды-соперника столкнулся с вратарем «Хакоах», уроженцем Венгрии Александром Фабианом, когда тот уже схватил мяч. Фабиан упал на руку и так сильно повредил ее, что не мог далее выполнять функции голкипера. Правила того времени исключали возможность замены при каких бы то ни было обстоятельствах. Так что Фабиан – с забинтованной рукой на перевязи – поменялся местами с правым крайним нападающим. Спустя семь минут футболисты «Хакоах» предприняли контратаку. Эрно Шварц отдал пас Фабиану, и тот за девять минут до конца матча забил победный гол, который в итоге принес клубу титул чемпиона.
Этот стройный абзац помогает писателю развернуть целую историю в истории, состоящую из описания, напряжения и развязки в конце.
Однако слишком много абзацев такой длины уничтожают отступы на странице, а они друзья как писателя, так и читателя. «Разбивка текста на абзацы имеет значение и для глаз, – пишет Фаулер. – Человек с большим желанием приступит к чтению, если с самого начала будет понимать, что время от времени у него будут передышки, нежели чем его ожидает читательский марафон».
ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ
1. Прочитайте выше абзац из книги Анны Фадиман, содержащий 149 слов. Могли бы вы при необходимости разделить его на два или три абзаца? Обсудите свой выбор с друзьями.
2. Поищите примеры в своей последней работе. Взгляните на строки длинных и коротких абзацев. Можете разбить какие-то длинные абзацы на более короткие фрагменты? Достаточно ли самостоятельны абзацы из одного предложения или все же их стоит объединить с более крупными абзацами?
3. Читая прессу и публицистику, обращайте внимание на длину абзацев. Ищите очень длинные или совсем короткие абзацы. Попытайтесь представить себе цель автора в каждом конкретном случае.
4. Во время чтения обращайте внимание на освежающий эффект отступов, особенно в конце абзацев. Использует ли автор свободное пространство, чтобы расставить акценты? Притягивают ли к себе внимание слова в конце абзацев, буквально крича: «Посмотри на меня!»?
5. Перечитайте главу еще раз, ищите абзацы с поворотным пунктом в середине. Каждый раз при чтении обращайте на это внимание.
Инструмент 20. Выберите в уме количество целевых элементов
Один, два, три или четыре: каждый посылает читателю скрытое сообщение
У совестливого писателя нет иного выхода, кроме как отбирать точное количество примеров или элементов для предложения или абзаца. Писатель выбирает их число, и если оно больше единицы, то и порядок размещения играет роль. (Если вы думаете, что порядок не столь важен, попробуйте назвать имена четырех евангелистов не в изначальном порядке: например, Лука, Марк, Иоанн и Матфей.)
ЯЗЫК ОДНОГО
Давайте разберем некоторые тексты, вооружившись нашими «рентгеновскими очками для чтения», и заглянем под поверхность смысла в задействованные грамматические механизмы.
В этом простом предложении автор подчеркивает одну определяющую черту девушки – ее ум. Чтобы быть уверенными в этом, нам нужны доказательства. Но на данный момент читатель должен сосредоточиться на конкретном качестве. Именно этот эффект единства, целеустремленности, отсутствия альтернативы характеризует язык краткости.
Иисус прослезился.
Позвони мне.
Зовите меня Измаил.
Гори в аду.
А вот и Джонни.
Я делаю.
Бог есть любовь.
Элвис.
Элвис покинул здание.
Слово.
Правда.
У меня есть мечта.
Голова болит.
Не сейчас.
Читай по губам.
Том Вулф однажды сказал Уильяму Бакли – младшему, что если есть необходимость в том, чтобы читатель счел нечто безоговорочной правдой, то писатель должен передать это наиболее кратко. Поверьте мне.
ЯЗЫК ДВУХ
Нам говорят: «Эта девушка умна», но что происходит, когда выясняется следующее:
Автор изменил наш взгляд на мир. Выбор для читателя не стоит между «умна» и «мила». Вместо этого автор вынуждает нас держать в голове обе эти черты одновременно. Мы должны уравновесить их, сравнить их друг с другом и противопоставить.
Мама и папа.
Том и Джерри.
Ветчина и яйца.
Эбботт и Костелло
[66].
Мужчины с Марса. Женщины с Венеры.
Дик и Джейн
[67].
Рок-н-ролл.
Мэджик Джонсон и Ларри Берд
[68].
Я и ты.
Ричард Уивер в работе The Ethics of Rhetoric («Этика риторики») объясняет, что язык двух «разделяет мир».
ЯЗЫК ТРЕХ
С добавлением единицы разделяющая сила числа два превращается в то, что один ученый называет «всеобъемлющей» магией числа три.
