На мой стук дверь открывает высокий бородатый мужчина лет сорока. По озабоченному виду я понимаю, что он и есть счастливый отец двойни.
– Михаил, – представляется он, нервно улыбаясь.
Пока я раздеваюсь, со второго этажа спускается рыжеволосая стройная женщина с выразительными глазами и пышной копной небрежно забранных наверх волос.
– Ну что, уснули? – с беспокойством спрашивает Михаил.
– Уснули, – выдыхает она. – Привет. Давай сразу на «ты». Так проще будет. Я Майя.
Она протягивает мне вялую уставшую руку. Другой рукой она держит рацию и прислушивается к исходящим от нее звукам.
Дом явно на осадном положении. Кухня завешана сохнущим детским бельем. Стройными рядами стоят баночки с детским питанием. Стерилизатор для бутылок в боевой готовности. Выстиранные пеленки и ползунки ждут глажки. Все говорит о том, что в доме грудной ребенок. Извините, два грудных ребенка. Все умножено на два.
Я пью чай и знакомлюсь с родителями. Михаил и Майя – москвичи. Он журналист, работает на ВВС. Она занимается пиаром – таинственно-модным и, кажется, очень доходным бизнесом.
– Ну что, встречаемся завтра на поле боя, – Майя однозначно дает понять, что чаепитие окончено.
Вот черт, я даже не успела допить чай. Правильно, никаких церемоний с прислугой. Я прощаюсь и иду в свою комнату отдыхать. Знакомство с близнецами происходит утром следующего дня.
Когда я захожу в детскую, малютки лежат каждая в своей кроватке друг напротив друга. Они мило и доверчиво улыбаются. Дергают ручками и ножками, как куклы-марионетки. Они маленькие и хрупкие, как все, поделенное природой пополам.
Над каждой кроваткой – заводная подвесная игрушка. Майя прокручивает ключиком завод, и бабочки начинают кружиться под мелодию менуэта из старинной музыкальной шкатулки. На столике гора запечатанных пакетов с памперсами. В другом углу – специальный контейнер для грязных подгузников. Он механически упаковывает их в длинный пластиковый пакет, делая из них большую связку сосисок, которые в таком виде перекочевывают в мусорный мешок.
По количеству дорогих мелочей видно, что это долгожданные дети и для них ничего не жалеют.
– Ну что, мои мелкие, проснулись? Вот и хорошо, – Майя, улыбаясь, берет на руки одну девочку и показывает мне, где что лежит. – Это они только утром хорошие. То ли еще будет…
Я молча стараюсь все запомнить. Девочек зовут Бетти и Мики. Бетти родилась первой. Она крупнее и требовательнее. А Мики – точная копия сестры, но трогательная и нежная.
– Ишь ты, растопырилась, как морская звезда, – приговаривает Майя, ловко переворачивая ребенка, чтобы достать застежку на спине. – Сруль ты мой маленький…
Я начинаю заниматься Мики. Снимаю набрякший за ночь памперс, протираю влажной салфеткой розовую нежную попу и переодеваю ее. Глядя на беспомощно дергающееся детское тельце, вспоминаю собственного ребенка в таком возрасте – неустанный детский плач, а в промежутках – беззубая доверчивая улыбка…
Мы сносим девочек вниз и укладываем в манеж. Следующий этап – кормление. Майя приносит две пиалы с ярко-оранжевыми пластмассовыми ложками. Она помешивает ложками детскую смесь, и они на глазах краснеют.
– Если ложка оранжевая, значит, горячее для ребенка. Все на благо человека. Плати десять фунтов – и получай специальную ложку… Ну вот, готово.
Она берет на руки одного ребенка, я – другого, и мы начинаем кормление.
Ну ничего, вроде едят.
Через час после завтрака по расписанию прогулка. Майя уходит принимать ванну, а ей на смену спускается Михаил. Он в темно-зеленом бархатном халате и пижамных атласных брюках в тон.
– Бедная Маечка, она так плохо спала. Так устает, бедняжка, так устает, – произносит он, как актер на репетиции.
Эта реплика скорее для тещи, чем для няни. Я отмалчиваюсь. Мое дело – за детьми следить.
Михаил умиленно смотрит на детей, пока я их одеваю для прогулки.
– Котята… ну просто котята… Они такие маленькие, трогательные… – тон меняется: – Гуляйте два часа. Они должны спать.
Он помогает мне уложить детей в коляску, открывает дверь и показывает:
– Вон туда вниз и налево, в парк.
Коляска тяжелая и неповоротливая. Еще бы, двое! Я выхожу в парк, расположенный на склоне холма. Если я иду наверх по дорожке, то мне приходиться прикладывать все мои силы, чтобы толкать коляску. Вниз под горку – крепко ее держать, чтобы, не дай бог, не укатилась. Я изучаю сон детей и все уголки небольшого, типично английского парка. Постепенно я приноравливаюсь, и через пару дней уже получаю удовольствие от прогулки.
Вскоре просыпается Мики и начинает плакать. Бетти морщится во сне, но сестра не дает ей доспать, и она, разбуженная раньше времени, разражается громким ревом. Близнецы дружно орут в два голоса, пока я везу их домой.
Я переступаю порог и быстро скидываю с себя куртку и ботинки. Теперь я все должна делать сама – Майя и Миша ушли на работу. Дети продолжают громко кричать. Я, не зная, с кого начать, почти одновременно вытряхиваю их из комбинезонов. По очереди несу наверх в их комнату, снимаю памперсы, протираю салфетками попы, одеваю чистые, сношу вниз, намешиваю еду, жду, пока ложки покраснеют, кормлю, укладываю в манеж…
Так, стоп, что еще я не сделала? Вроде, пока все… А, сама не поела. К черту еду, но надо хотя бы выпить чай.
Как только я с чашкой пристраиваюсь рядом с манежем, Бетти начинает плакать. Я беру ее на руки. Она успокаивается. Но начинает плакать Мики. Я кладу Бетти и беру Мики. Но как же выпить чай? Тогда, попеременно нося маленьких чудовищ на руках, я быстро заглатываю печенье и вливаю в себя чашку чая. После шести вечера день мне кажется бесконечным. А еще кормление и купание. И так две недели…
Вначале девятого дети, наконец, засыпают. В голове стоит детский плач. Перед глазами мелькают оранжево-красные ложки, памперсы, слюнявчики, салфетки. Щеки горят, руки дрожат, и усталость во всем теле.
Я спускаюсь вниз. Майя приглашает меня к столу. Да, я должна поесть, хотя голода я не чувствую.
– Хотите водки? – вдруг совершенно просто спрашивает Михаил.
– Хочу…
Рюмка холодной, из морозилки, «Смирновки» горячим теплом разливается по телу. Я чувствую, как напряжение, накопившиеся за день, постепенно отступает.
Майя есть мало. Ее мысли где-то далеко.
– Маечка, ну съешь салатик. Там совсем мало калорий, – заботливо скулит Михаил.
Звонит телефон. Майя снимает трубку. Это ее мама.
– Ах, как некстати, как некстати! – бормочет Миша, раскачиваясь из стороны в сторону, как еврей во время молитвы. – Она звонит всегда так не вовремя…
Майя меряет его небрежно-высокомерным взглядом и резко выходит с телефоном из гостиной.
