– Обещаю.
Почему я так не умею?
Лора делает мне пальчиками воздушный поцелуй и убегает…
Я возвращаюсь в свою норку. Ну вот, я проводила в прошлое еще один день. И на один день продвинулась… Куда?
Пожар
Теперь я просыпаюсь среди ночи и думаю, что когда-нибудь все это кончится, потому что всему приходит конец. Грустно, не правда ли? Но как ни странно, эта мысль меня согревает. В ней есть надежда.
Затем я пытаюсь заснуть, но ничего не получается, и в предрассветной тишине я начинаю бродить где-то далеко в прошлом.
В некоторых местах я, как впервые. И как много стало всего! Кто сказал, что память с возрастом ухудшается? Да она растет прямо пропорционально возрасту.
Вспоминается детство, тягучее и сладкое, как ириска. Оно имеет свой запах. Это алисум – маленькие беленькие цветочки, растущие летом на клумбах.
Кстати, куда делся дивный медовый аромат алисума? Это что, новые сорта без запаха?
В один из дней нахожу алисум, наклоняюсь и нюхаю, – нет, тот же знакомый аромат. В чем же дело? Все банально просто: нос стал выше от земли. Девочка выросла…
А вот я двадцать четвертого мая в день последнего звонка. Я стою возле школы худая и безгрудая, с полуидиотской застенчивой улыбкой, обалдевшая от мысли, что я, наконец, закончила школу. Советскую общеобязательную школу…
Директор школы со страшной фамилией Мрыга, важно запрокинув голову назад с небольшим наклоном в сторону, пафосно напутствует нас перед окончательным обретением свободы. Эта женщина бесформенна, как толстая сосиска. У нее не нос, а сизый маклабан, и сальные грязные волосы. Она десять лет наводила на меня ужас. Неужели я ее больше никогда не увижу?..
Я свободна! Именно эту мысль я хорошо запоминаю. Как здорово, что отныне меня не будут беспардонно учить. Что не будет больше нескончаемых домашних заданий, не надо заполнять дневник и писать сочинения. Уже тогда я понимаю, что процесс обучения требует деликатности и тактичности от преподавателя…
А может, я очень свободолюбивая? Возможно, поэтому меня потянуло на Запад, где, казалось, есть свобода. И может быть, мне кажется, что собственный муж меня все время строит…
Да, кстати, Андрей уже два месяца как в Киеве. У него там какой-то заказ. Даже не звонит…
А я продолжаю гулять по ночам.
Вот я первый раз на Западе. Шесть утра. Ганновер. До следующего поезда на Кельн еще три часа. Мы бродим по сонному городу. Вокруг одни магазины.
Но что это за люди стоят в витринах? В шесть утра? И почему все лысые? Я подхожу ближе. О господи, это же манекены!
Днем мы уже в Кельне. Здесь тоже бесконечные магазины и будто все одинаковые. А может быть, мы ходим по кругу?
Я устала. У меня кружиться голова оттого, что я все время смотрю по сторонам. И чтобы не упасть, я хожу как по палубе корабля, широко расставив ноги.
Мы сворачиваем в узенькую улочку и выходим на площадь. Возле паба я вижу группу людей с радостными лицами. Среди них три человека в инвалидных колясках. Они вместе со всеми пьют пиво, улыбаются и веселятся. Эти инвалиды – уже не первые люди в колясках, которых я сегодня увидела. Почему здесь так много инвалидов? Неужели просто потому, что они не сидят дома, а могут передвигаться и жить полноценной жизнью?
Я в шоке от всего увиденного сегодня.
И вдруг слезы сами начинают литься из моих глаз. Я ничего не могу с собой сделать. Я тронута до глубины души. Я никогда не видела, чтобы люди в инвалидных колясках радовались жизни. Я вообще никогда не видела у нас на улице человека в инвалидной коляске.
– Ну, вот еще! Это что ж такое? Тебя никуда возить нельзя. А ну возьми себя в руки.
Мой муж рассержен. Он взывает к моему супер-эго, а оно все в соплях. И еще кровь пошла из носа.
– Извини, я очень устала. Это из-за усталости.
– Я тоже устал, но не веду же себя так…
Днем звонит Наташа.
– Так, ты мне не нравишься. Что это за упадническое настроение?
– Да сил нет. Ничего уже не хочется.
– Это у тебя депрессия. Тебе надо к врачу. Здесь депрессия – это очень серьезный диагноз. Лекарство выпишут и справку дадут. Отнесешь ее в бюро трудоустройства, что ты работать сейчас не можешь, лечишься… Так, там рядом с тобой есть поликлиника. Тебя должны принять в любом месте. Жди меня. Я приеду, и пойдем к врачу.
Врач смотрит на меня пристальным взглядом. Я рассказываю ему, что со мной. Но мне кажется, что он мне не верит. Теперь, чтобы я ни говорила, я боюсь, что люди мне не верят. Я слишком много вру последнее время. Это плохо…
Врач выписывает мне антидепрессанты.
Наташа провожает меня домой. Мы не спеша прогуливаемся по тихой улочке. Она прерывает молчание.
– А что наш господин? Рисует или жалуется?
– Да в Киев уехал. Уже почти как три месяца. Сказал, смотри за Лёшей. Хорошенькое дело, из Лондона смотреть. В бинокль, что ли?
– И что он там делает?
– Работает.
– Работает?
– Ну да. Там халтура какая-то появилась.
– А, понятно. Ну, это он днем работает. А по ночам?
– Господи, Наташа…
– Не иначе как у него там любовница! – говорит она с интонацией известного комедийного персонажа.
– Да ладно тебе. Что это ты вдруг?
– Да так, просто. Забудь. Между прочим, я тут поговорила с одной знакомой. Она из тех, кто все знает. О тебе рассказала. Она говорит, что шансов получить квартиру мало. Через пять месяцев твоему Лешке исполнится восемнадцать, и тогда ты уже не мать с ребенком…
Господи, чем я раньше думала? Как все сложно, запутано и нелепо. И вместо того, чтобы сказать, «что же теперь делать?», я говорю:
– Что значит «из тех, кто все знает»? Наташа, ты же умная женщина! Ну, что ты говоришь?
– Да, Ленок, не слушай меня. И не расстраивайся, потому что все, что ни делается – все к лучшему…
На выходные я еду в Бродстеирс. Дома меня все раздражает. Все лежит не на своем месте, на кухонном столе крошки, в квартире грязно.
Андрей уже вернулся. Мне кажется, что он изменился. Или я стала другой? Он отмалчивается, не смотрит мне в глаза и почти со мной не разговаривает.
Ну и пусть. Все надоело…
Лёша говорит:
– Мам, тебе тут Таня твоя звонила из Киева. Просила перезвонить.
Таня – моя старая подруга. Мы созваниваемся, но очень редко. Не буду я ей звонить. Не могу. Нет настроения разговаривать.
И все же, когда Андрей уходит из дома, я решаю, что надо позвонить Тане. Настраиваюсь и набираю ее номер.
