Обострение отпускного синдрома закончилось. На следующий день мы возвращались в Лондон.
Еще один блюз
1
Софка лежала на диване в позе Олимпии с одноименной картины знаменитого французского импрессиониста. Этим, пожалуй, сходство и ограничивалось, потому что в отличие от обнаженной натурщицы, она была в цветастом домашнем халатике и без шлепок. Но несовпадение некоторых деталей с избытком компенсировалось кокетливым выражением миловидного лица и привычным постреливанием маленьких черных глазок. Пышные, иссиня-черные волосы с отдельными серебряными волосинками ранней седины, ставшей появляться в тридцать лет, украшали её смуглое пухлое личико с аккуратным прямым носиком, тонкой линией розовых губ, над которыми темнела полоска мелких черных усиков, но они не бросались в глаза и не портили её, а вместе с намечающейся полнотой и небольшим ростом являлись неотъемлемой частью её женской индивидуальности.
Рядом с ней, напротив включенного телевизора, сидел её муж Михаил, расплывшись по старому, потрепанному креслу. Его спортивные хлопчатобумажные штаны, полинявший махровый халат, стоптанные войлочные тапочки полностью гармонировали с невыразительными и ничем не примечательными чертами лица. В дополнение ко всему, старомодные очки в розовой оправе делали его глаза маленькими и бесцветными, а сквозь редкие небрежно причесанные волосы уже давно проглядывала массивная плешь.
Но всё это было не главное. Его мало заботила собственная внешность. Материальные блага его тоже не интересовали. Однако они позволяли покупать книги и заниматься любимым делом – игрой на скрипке. И удивительное совпадение, именно игра на скрипке и приносила ему материальные блага. На коленях у Михаила лежала раскрытая книга Светония, и длинными, тонкими, удивительно подвижными пальцами профессионального скрипача он перебирал страницы жизни римских императоров. Еще несколько книг, привезенных из командировки, лежали рядом на журнальном столике и ожидали, когда владелец внимательно пролистает их, прежде чем перечитать заново, и удовлетворенный приобретением, с любовью расставит на книжных полках.
Ручка входной двери несколько раз дёрнулась, что означало стук в дверь, и тут же в квартиру вошла Тонька – Софкина соседка с пятнадцатого этажа, жившая прямо над ней.
– Софка, ты дома? – крикнула она с порога, проходя в комнату.
– Привет, Тонька, – Софка томно потянулась.
Тонька зашла в комнату, и увидев Михаила, на секунду приостановилась:
– Привет, Мишка. Ты когда приехал?
– Здравствуй, Антонина, проходи, – с расстановкой произнес Михаил, показывая, что с сегодняшнего вечера хозяин в доме он. – Сегодня днем. Соня, я же просил закрывать дверь, когда я дома, – он вышел в прихожую и захлопнул входную дверь на замок.
Тонька сделала ему вслед гримаску, а Софка, с трудом сдерживаясь от смеха, выкрикнула ему вдогонку:
– Мишка, так теперь она не сможет уйти!
– Сможет! – прогромыхал из коридора Михаил и направился на кухню, где решил переждать визит подруги своей жены.
Тонька своим приходом нарушила редкую идиллию семейной жизни, возникающую, когда Михаил возвращался домой из долгих гастролей с многочисленными концертами. Он играл на скрипке в симфоническом оркестре городской филармонии и после продолжительных, иной раз до шести недель, скитаний по всей стране наслаждался расслабляющей домашней обстановкой, присутствием своей жены и сидением в своем любимом кресле, со временем принявшем форму его нестандартной фигуры.
– Софка, ну как там твоя ванная? – понизив голос, поинтересовалась Тонька, смотря на подругу лукавыми голубыми глазами из-под длинной пышной челки, красиво спадающей на лоб и полностью закрывавшей брови.
– Да не закончил еще. Кафель только с одной стороны выложил. Видишь, Мишка приехал. Я ему сказала, чтобы в пятницу пришел. Мишка в четверг опять уезжает на неделю.
– Ну, а как он так… вообще?
– Да тише ты, идиотка…
В этот момент кто-то снаружи подергал ручку запертой двери и тут же начал стучать ладонью по мягкому обивочному дерматину.
Михаил вышел из кухни, открыл дверь, и в комнату вбежал, как вкатился, круглолицый румяный мальчишка лет пяти с каштановой шевелюрой, весь усеянный крупными рыжими веснушками. Счастливо возбужденный после улицы, он остановился посреди комнаты и с диким улюлюканьем затопал ногами и стал отплясывать что-то вроде лезгинки.
Софка смотрела на своё чадо и умиленно улыбалась. Михаил тоже улыбался, но иначе, по-своему. Это была, скорее, видимость улыбки. Он растягивал губы, из вежливости показывая, что он тоже присоединяется к общей семейной радости, но в душе он не одобрял этого «дурения» – так он называл приступы буйной радости сына – и несколько слащавый восторг матери по поводу этого «дурения». Михаил предпочел, чтобы Петенька, так звали мальчика, читал книги – он уже умел читать, сидел за шахматной доской – он уже умел играть в шахматы, а не только подавал надежды на звание юного вундеркинда. Позже Петенька и не оправдал их – просто перерос свои ранние детские способности.
Через несколько дней старое кресло опустело – хозяин уехал на гастроли. Софка погрустила полдня и позвонила мастеру Ванечке, чтобы пришел заканчивать ремонт в ванной.
Тонька пришла вечером. Привычно дернула ручку – незапертая дверь легко поддалась:
– Софка, ты одна?
– Одна, одна.
Софка поднялась с дивана:
– Идем на кухню… нет, подожди, я тебе ванную покажу.
Она включила свет в коридоре и в ванной, и малюсенькое помещение заблестело, играя новым голубым кафелем от пола до потолка.
– Ну как?
– Очень хорошо, классно сделал. Я же говорила тебе, он хороший мастер.
– Не только хороший мастер… – Софка кокетливо покачала головой из стороны в сторону, как игрушечная собачка, предназначенная для украшения легковой машины.
– Сколько он с тебя взял?
– Да нисколько. Сказал, что еще полку на днях в коридоре прибьет.
– Теперь, конечно…
Тонька достала из кармана пачку «Столичных», прикурила от зажигалки и открыла балкон, чтобы дым выходил на улицу.
– Слушай, я все тебя хотела спросить… Ты не боишься, что Мишка в своих поездках может с кем-то познакомиться?
– Мишка? В поездках? Ты Мишки не знаешь, – тут же отвела ненужную мысль Софка. – Да к тому же, он останавливается в каждом городе на два-три дня… Дай-ка и мне сигарету.
– Тебе зачем, ты ж не куришь?
– Сегодня курю… Скоро Мишка вернется… Знаешь, я так скучаю по нему. Когда его нет, мне тоже, конечно, неплохо, но с ним все совершенно иначе.
– Да брось ты, – нарочито-жеманно растягивая слова, сказала Тонька. – Он даже гвоздь в стенку, твой Мишка, вбить не может. Ты и живешь-то, только когда его нет.