Приезжаешь сюда впервые, и кажется, будто сбылись все твои надежды и грезы. И жить тебе отныне долго и счастливо.
В смысле, для малышки, которая сроду обитала только в доме с колесами, все это казалось особым, уютным краем, где она будет жить, навеки окруженная любовью и заботой.
Для малышки, которая, бывало, усаживалась на ворсистый ковер с коробкой мелков или цветных карандашей и рисовала картинки этих домов, – домов, которые никогда не видела. Просто их картинки из воображения, с балконами и мозаичными стеклами. Для маленькой девочки, однажды увидеть эти дома в жизни. В точности эти дома. Дома, которые она, как ей казалось, всегда лишь выдумывала…
С первого раза, как смогла рисовать, маленькая Мисти Мария знала жидкие тайны каждой выгребной ямы за каждым домом. Знала, что проводка внутри стен – старая, изолированная тканью и продетая в фарфоровые трубочки и клеммы. Она могла нарисовать внутреннюю сторону каждой входной двери, где семьи островитян ставили пометки с именами и ростом каждого ребенка.
Даже с континента, с причала парома в Лонг-Бич, через три мили соленой воды, остров напоминает райские кущи. Сосны темны до черноты, волны разбиваются о коричневые скалы, – ей будто ни о чем другом и не мечталось. Убежище. Покой и уединение.
Нынче остров таким же видится многим людям. Многим богачам-незнакомцам.
Для нашей малышки, которая сроду не купалась ни в чем, кроме бассейна трейлерного парка с мутной от избытка хлорки водой, – для нее поездка на пароме в Уэйтензийскую гавань, когда пели птицы, а солнце отражалось от многих рядов окон гостиницы. Для нее слышать, как океан разбивается о край волнореза, и чувствовать тепло солнечных лучей, и ясный ветер в волосах, чуять аромат роз в цвету… розмарина и тимьяна…
Наша бедненькая девочка-подросток, которая сроду не видела океан, уже рисовала отмели и утесы, нависавшие в вышине над скалами. И угадала их в точности.
Бедная маленькая Мисти Мария Клейнмэн.
Эта девушка прибыла сюда в роли невесты, и все население острова вышло ее приветствовать. Сорок, пятьдесят семей, все улыбались и ждали очереди пожать ей руку. Пел хор ребятишек из начальной школы. Швыряли рис. В отеле был грандиозный ужин в ее честь, и все чокались с ней шампанским.
С холма над Лавочной улицей, из окон Уэйтензийской гостиницы, с каждого из шести этажей, из череды окон и застекленных балконов, из ломаных линий слуховых окошек покатой крыши, все наблюдали ее прибытие. Все смотрели, как она приезжает, чтобы поселиться в одном из больших домов в тенистом, обрамленном деревьями рыбьем брюхе.
Один взгляд на остров Уэйтензи, и Мисти Клейнмэн решила, что ради этого стоило послать к черту трудягу-мамочку. Собачьи кучи и ворсистый ковер. Она поклялась, что ноги ее больше не будет в трейлерном парке. Она решила повременить с планами стать художницей.
В смысле, когда ты ребенок, даже чуть повзрослевший, пускай даже под двадцать лет, и тебя берут на худфак, ты не знаешь ничего о реальном мире. Тебе хочется верить человеку, когда тот говорит, что любит тебя. Что хочет жениться на тебе и забрать жить домой, на райский остров, только и всего. В большой каменный дом на Восточной Буковой улице. Говорит, мол, он просто-напросто хочет дать тебе счастье.
И – нет, честное слово, он не собирается замучить тебя до смерти.
И бедная Мисти Клейнмэн сказала себе, что ей никогда и не хотелось карьеры художника. Ей на самом деле хотелось лишь одного: дома, семьи и покоя.
Потом она прибыла на остров Уэйтензи, где все было так правильно.
А потом оказалось, что она думала неправильно.
26 июня
ЗВОНИТ МУЖЧИНА с континента, из Оушн-Парк, и жалуется, что у него пропала кухня.
Вполне естественно первое время не замечать. Где не живи как следует долго – в доме, в квартире, в стране – везде станет тесно.
Оушн– Парк, Ойстервилль, Лонг-Бич, Оушн-Шоз -это городки с континента. Женщина с исчезнувшей кладовкой. Мужчина с пропавшей ванной. Сообщения всех этих людей на автоответчике, людей, которым провели небольшую перепланировку дач. У тебя дом с девятью спальнями, и ты видишь его только две недели в году, и может пройти несколько сезонов, пока ты заметишь, что части не хватает. У многих из этих людей есть как минимум полдюжины домов. Это ненастоящие дома. Это вложения средств. У них есть квартиры и кооперативные жилища. У них есть апартаменты в Лондоне и Гонконге. Новая зубная щетка ждет в очередном временном поясе. Груда грязного белья на очередном материке.
Голос, который жалуется в автоответчике, рассказывает, что у него была кухня с газовой плитой. Двойная духовка в стене. Большой двухдверный холодильник.
Слушая, как он нудит, твоя жена, Мисти Мария, кивает, мол, да, многое меняется в этих краях.
В свое время сесть на паром можно было, только показавшись рядом. Он ходит каждые полчаса, на континент и назад. Каждые полчаса. А теперь стоишь в очереди. Ждешь, когда наступит твой черед. Сидишь на стоянке в толпе незнакомцев в сверкающих спортивных машинах, которые не воняют мочой. Паром приходит и уходит три-четыре раза, прежде чем тебе найдется место на палубе. А ты сидишь все время под палящим солнцем в этом запахе.
Целое утро уходит на то, чтобы выбраться с острова.
В свое время можно было зайти в Уэйтензийскую гостиницу и запросто получить столик у окна. В свое время на острове Уэйтензи не видать было мусора. И потока машин. И татуировок. Колец в носу. Шприцов, которые выносят на пляж волны. Липких использованных презервативов в песке. Рекламных щитов. Корпоративных эмблем.
Мужчина из Оушн-Парк сказал, что стена в его столовой представляет собой лишь безупречную дубовую панель и обои в голубую полоску, не более. Плинтус, узоры, и побелка тянутся неповрежденными, без единого шва, от угла до угла. Он простучал стену, и она оказалась сплошным гипсовым простенком на деревянном каркасе. В середине этой безупречной стены, как он клянется, когда-то была кухонная дверь.
Мужчина из Оушн-Парк говорит по телефону:
– Может, я ошибаюсь, но в доме ведь должна быть кухня? Разве нет? Это ведь указано в законах о строительстве, или где-то там?
Дама из Сивью заметила пропажу бельевой кладовки только тогда, когда недосчиталась чистых полотенец.
Мужчина из Оушн-Парк рассказал, что взял из буфета в столовой штопор. Пробуравил дырочку в том месте, где на его памяти была кухонная дверь. Достал из буфета столовый нож и чуть расширил отверстие. У него на брелке маленький фонарик, и он прижался щекой к стене и глянул сквозь проделанную им дыру. Он скосил глаза, а внутри оказалась комната, стены которой были вдоль и поперек исписаны фразами. Он скосил глаза, дал им привыкнуть, и смог прочесть лишь обрывки:
«…ступите на остров и умрете…», – гласили слова. – «…бегите оттуда со всех ног. Они убьют всех детей Божьих, если это значит спасти их собственных…»
