Лишь в этот маленький промежуток лет Мисти виделось, что жизнь ее не идет к концу. Ей светило будущее.
Они ставили Тэбби у парадной двери. У всех забытых имен, остававшихся на ней. Этих детей, ныне покойников. Помечали фломастером ее рост.
«Тэбби, четыре года».
«Тэбби, восемь лет».
Просто на заметку: погода сегодня слегка расчувствовалась.
Здесь, когда она сидит у слухового окошка мансарды в Уэйтензийской гостинице, перед ней расстилается остров, испачканный чужаками и надписями. Рекламными щитами и неоном. Эмблемами. Торговыми марками.
В кровати, в которой Мисти свивалась у Тэбби, стараясь удержать ее в себе, теперь спит Энджел Делапорт. Какой-то психопат. Прямо преследователь. В ее комнате, в ее постели, под окном, когда снаружи шипят и бьются волны океана.
В доме Питера.
В нашем доме. В нашей постели.
Пока Тэбби не исполнилось десять, Уэйтензийская гостиница была пуста и закрыта. Окна взяты ставнями из фанеры, прибитой к оконным рамам. Двери под засовом.
В лето, когда Тэбби стукнуло десять, гостиница открылась. Поселок превратился в армию официанток и посыльных, горничных и портье. Именно в тот год Питер взялся работать вне острова, ставя простенки. Проводя небольшие перепланировки для летних людей, у которых столько домов, что присматривать за всеми некогда. Когда открылась гостиница, паром начал ходить весь день, каждый день, заполоняя остров туристами и потоками машин.
Затем прибыли бумажные стаканчики и обертки от фаст-фуда. Автомобильные гудки и длинные очереди за местом для стоянки. Использованные подгузники, оставленные людьми в песке. Остров катился под откос до нынешнего года, когда Тэбби исполнилось тринадцать, когда Мисти вышла в гараж и обнаружила Питера, уснувшего в машине с пустым топливным баком. Когда люди начали звонить, сообщая, что у них пропадают бельевые кладовки, гостевые спальни. Когда Энждел Делапорт попал точно туда, куда мечтал все время. В койку ее мужа.
В твою койку.
Энджел лежит в ее постели. Энджел спит с ее рисунком антикварного кресла.
А Мисти осталась ни с чем. Тэбби – нет. Вдохновения – нет.
Просто на заметку, Мисти никогда никому об этом не рассказывала, но Питер собрал чемодан и спрятал его в багажник машины. Чемодан в дорогу, смена белья для преисподней. Это всегда казалось бессмысленным. Что Питер ни делал все последние три года – ни в чем не было особого смысла.
За чердачным окошком, внизу, на пляже, в волнах плещутся дети. На одном из мальчиков цветастая белая рубашка и черные штаны. Он обращается к другому пареньку, в одних футбольных шортах. Они передают друг другу сигарету, затягиваясь по очереди. У мальчика в цветастой рубашке черные волосы, такие короткие, что их едва можно убрать за уши.
На подоконнике – обувной коробок Тэбби с бижутерией. Браслеты, осиротевшие сережки и поцарапанные старые броши. Питеровы украшения. Грохочущие в коробке с рассыпанным пластмассовым жемчугом и стеклянными бриллиантами.
Мисти смотрит из окна на пляж, на то место, где она в последний раз видела Тэбби. Где это случилось. У мальчика с короткими черными волосами сережка, что-то, переливающееся красным и золотым. И Мисти, неслышно ни для кого, произносит:
– Тэбби.
Пальцы Мисти вцепляются в подоконник, она высовывает голову и плечи наружу и зовет:
– Тэбби?
Высунувшись из окна почти наполовину, рискуя вот-вот выпасть с высоты пяти этажей на гостиничное крыльцо, Мисти орет:
– Тэбби!
И это она. Это Тэбби. С подстриженными волосами. Флиртует с каким-то парнем. Курит.
Мальчик спокойно затягивается сигаретой и возвращает ее назад. Встряхивает волосами и смеется, прикрывая рукой рот. Его волосы в ветре океана – как реющий черный флаг.
Волны шипят и бьются.
Ее волосы. Твои волосы.
Мисти протискивается в окошко, и обувная коробка вываливается наружу. Коробка скользит по гонту крыши. Ударяется о водосток и распахивается, и разлетаются украшения. Падают, сверкая красным, желтым и зеленым, ярко вспыхивая фейерверком и падая, как едва не упала Мисти, – вниз, рассыпаясь по бетонному покрытию гостиничного крыльца.
Только сотня фунтов гипсовой повязки, заключенной в гипс ноги, мешают ей вывалиться в окно. Потом ее обхватывает пара рук, и чей-то голос просит:
– Мисти, не надо.
Кто-то оттаскивает ее прочь, -и это Полетт. Меню обслуживания номеров упало на пол. Руки Полетт обвивают ее сзади. Руки Полетт смыкаются, и она дергает Мисти, вертит ее у недвижной гири, у гипсовой повязки во всю ногу, тыкает ее лицом в ковер, заляпанный краской.
Пыхтя, пыхтя и перетаскивая огромную гипсовую ногу, гирю с цепью, обратно, к окну, Мисти бормочет:
– Там была Тэбби, – говорит Мисти. – На улице.
Ее катетер снова выдернулся, повсюду разбрызгалась моча.
Полетт поднимается на ноги. Корчит гримасу, ее мышца смеха туго собирает лицо в складки у носа, когда она вытирает руки о темную юбку. Она старательно заправляет блузку под пояс и возражает:
– Нет, Мисти. Не было, – и подбирает меню обслуживания номеров.
Мисти нужно спуститься вниз. Выйти на улицу. Ей нужно разыскать Тэбби. Полетт должна помочь поднять гипс. Им нужно позвать доктора Туше, который его срежет.
А Полетт мотает головой и говорит:
– Если тебе снимут гипс, ты на всю жизнь останешься калекой, – идет к окну и закрывает его. Запирает, и задергивает занавески.
А Мисти просит с пола:
– Ну пожалуйста. Полетт, помоги же.
Но Полетт постукивает ногой. Выуживает планшетку для заказов из бокового кармана юбки и сообщает:
– Треска на кухне кончилась.
И, просто на заметку, Мисти по-прежнему в западне.
Мисти в западне, но ее ребенок, возможно, жив.
Твой ребенок.
– Бифштекс, – заказывает Мисти.
Мисти нужен самый жирный кусок мяса, который у них есть. Хорошо прожаренный – то, что надо.
24 августа
НА САМОМ ДЕЛЕ МИСТИ НУЖЕН столовый нож.
Ей нужен нож с зазубренным лезвием, чтобы распилить этот гипс на ноге, и ей нужно, чтобы после ужина Полетт не заметила пропажу ножа с подноса. Полетт не замечает, да еще не запирает дверь снаружи. Кому оно надо, если Мисти стреножена тонной сраного гипса.
Всю ночь, в постели, Мисти долбит и рубит. Мисти пилит гипс. Ковыряет лезвием ножа, и счищает гипсовые обрезки в руку, швыряя их под кровать.
Мисти – узница, делающая подкоп из крошечной темницы, – темницы, которую Тэбби раскрасила птичками и цветами.