– Готова взять куда? – улыбнулась девушка.
– Поскольку твоего отца нет с нами, я прошу твоей руки у матери. – Дух улыбнулся. Его лицо засияло, словно поверхность озера в солнечный день. – Если ты готова взять меня в мужья.
Женевьева обняла его и засмеялась. Этот звук согрел его сердце, как когда-то молитвы верящих в него. На том и порешили. Дух озера взял себе человеческое имя Жан-Пьер в честь отца невесты, и в один прекрасный ясный день они сыграли свадьбу прямо на берегу.
А потом поселились в маленьком домике.
Вместе с новым именем и молодой женой Жан-Пьер выбрал себе и новое занятие – стал рыбаком. Это позволяло ему хотя бы навещать любимый дом, пусть он теперь и не мог там жить. Он отгонял каноэ в укромное место, сбрасывал человеческое обличье и скользил под водой, дотягиваясь до каждой из миллиардов капелек, составляющих это Великое озеро. Дом, милый дом. Так он плавал почти весь день – ведь рыбаки обычно уходили с рассветом и возвращались с закатом, – а потом наполнял каноэ рыбой, снова принимал человеческий облик и плыл в деревню к любимой жене. Если и было на свете что-то, что Жан-Пьер любил больше своего водного царства, то только Женевьева.
Вскоре у них родилась дочь Виолетта. Жан-Пьер взял младенца на руки, принес к берегу озера и зашагал по мелководью, знакомя дорогую дочурку со своим настоящим домом.
– Она же утонет! – крикнула мать Женевьевы, но дух считал иначе. Когда он опустил девочку в воду и она поплыла как рыбка, дух понял, что оказался прав. Местные жители радовались новорожденной вместе с молодой парой. И хотя дух был счастлив, он начал замечать: с озером что-то не так. Лосось перестал метать икру, форель вымирала. Рыбаки изо дня в день возвращались с пустыми сетями. Вода отступала от берега. Ни одна волна не билась о скалы даже в самые ветреные дни. Озерная поверхность больше не искрилась под лучами солнца – лишь тускло мерцала. Без своего духа озеро умирало. Жан-Пьер знал, что нужно сделать, хотя это решение и разбивало ему сердце.
Он провел последнюю ночь с любимой, рассказав всю правду. Женевьева сначала не поверила, но мать подтвердила его слова. Супруги не выпускали друг друга из объятий до восхода солнца, зная, что больше не увидятся. А затем дух озера, его жена и их дочь спустились к берегу. Он ступил на мелководье и склонился к дочери.
– Я не могу остаться, но буду присматривать за тобой, – пообещал он девочке. – Ты – дочь озера. Вода всегда будет для тебя надежным пристанищем.
– Я больше никогда не увижу тебя? – спросила Женевьева со слезами на глазах.
Дух взглянул на сияющую полную луну.
– Луна пообещала мне наделить тебя своими дарами. Ты найдешь меня в своих грезах, любимая.
С этими словами он сбросил человеческое обличье, нырнул и исчез в воде.
Женевьева смотрела на огромные волны, вдруг поднявшиеся среди спокойного дня. Они набегали и яростно разбивались о прибрежные скалы. Женевьева чувствовала близость мужа в ледяных брызгах, ощущала его запах в порывах ветра.
Она сидела на берегу озера каждый день, но больше так и не увидела супруга. Он явился лишь в ее последний час. Старушка лежала в постели все в том же доме, где они жили много лет назад. Дух совсем не изменился – такой же молодой, энергичный, испускающий сияние. Он отнес ее на берег и сидел с ней, гладя по волосам и повторяя, как сильно ее любит, пока Женевьева не испустила последний вздох. А потом подхватил тело и направился на мелководье под мягкий плеск волн.
Глава 14
Грейт-Бэй
Адди со вздохом захлопнула книжку:
– Какая красивая и грустная сказка. Говоришь, ее написала твоя бабушка?
Мари кивнула:
– Да, дитя мое. Но это не просто сказка. Женевьева – бабушка твоей бабушки.
Адди прищурилась и сморщила нос.
– Не хочу быть грубой, но это же неправда.
– Нет, девочка моя, ты не понимаешь. Я не говорю, что все было точно так, как здесь написано. Но ты же знаешь, что во многих старых сказках есть доля истины?
Девочка кивнула:
– Наверное, да.
– Моя бабушка написала эту историю, чтобы… объяснить будущим поколениям кое-какие особенности нашей семьи.
Дочь поджала под себя ноги.
– Не понимаю. Какие особенности?
– У женщин в нашей семье есть особые дары, Адди. Один из них – потусторонняя связь с озером…
У Адди перехватило дыхание. Девочка прекрасно знала об этом. Все так и есть.
– А еще какой дар?
– Сновидческий дар. – Мари погладила дочь по голове. – Я всегда знала, что ты по-настоящему счастлива на озере, – это было ясно с самого твоего рождения, но до сих пор понятия не имела, что ты унаследовала и сновидческий дар. А еще дар предвидения.
Адди покачала головой:
– Почему ты раньше ничего мне не рассказывала?
– Мать заставила меня поклясться хранить это в тайне и никогда никому не говорить, – тихо произнесла Мари. – Даже твой отец не знает. Но это – чистая правда, которую тебе пора знать.
– Почему ты не можешь никому рассказать? Что в этом плохого?
– Плохое исходит от других людей, Адди. Бабушка была очень одаренной сновидицей. Настолько одаренной, что могла даже толковать чужие сны. И поэтому ее убили.
Глаза Адди округлились, у нее засосало под ложечкой. Девочка не была уверена, что хочет слушать эту историю.
– Ее дар проявился с детства, – продолжала Мари. – Когда я была маленькой, люди приезжали к ней за много миль. Не сюда, конечно, – это было еще до того, когда мы с родителями переехали в Грейт-Бэй. Они стучались с черного хода, чтобы их не заметили. Я была ребенком, но уже знала, что вокруг считают: придавать значение снам – богохульство. Когда бабушкины посетители встречали ее на улице или в городе, то притворялись, что незнакомы, но все равно время от времени приходили через черный ход, пили на кухне чай и рассказывали сны.
– А какой была твоя бабушка? – поинтересовалась Адди.
– Начнем с того, что звали ее Виолеттой.
Адди улыбнулась. А Мари продолжала:
– Она говорила, что в молодости была красавицей: длинные черные волосы, глубокие темные глаза. Все местные парни бегали за ней, но у нее на уме был только мой дедушка – подмастерье кузнеца. Родители не одобряли ее выбор, считая, что Виолетта может найти кого-нибудь получше, но она не послушалась и все рано вышла за него замуж. Конечно, она поступила правильно. Они прожили счастливо тридцать лет и завели восемь детей.
Когда я родилась, дедушка уже умер, а бабушка состарилась, но я все равно считала ее красивой. Она была сумасбродной и забавной, чем-то напоминая мне иногда забредающих в город цыган. У нее на плите всегда кипело что-нибудь вкусное – рагу, бульон или пряный сидр, а в духовке пекся хлеб. Я ходила к ней через весь город всякий раз, когда могла, потому что любила бабушку, а еще мне было интересно слушать ее истории.
