С другой стороны… Если он прав и Элли виделась с Д., она должна понимать, что ей нечего бояться. Элли превосходила Д. по всем статьям, это было очевидно. В конце концов, именно ради нее он порвал с Д.
– Все это ничего не значит. Она для меня ничего не значит, – сказал Стивен. – Ты должна мне поверить!
– Почему, ради всего святого, я должна тебе верить? – ощетинилась Элли. Он видел, что она приготовилась к обороне: руки скрещены на груди, пальцы сжимают локти, лицо сделалось еще более замкнутым и враждебным. Да, достучаться до нее будет нелегко.
– Она ничего для меня не значит, – повторил он. – Просто еще одна девчонка, которая…
– Прекрасно! Значит, ты ее просто использовал?
– Нет, я не это имел в виду. Она сама вешалась на меня… И в какой-то момент я не устоял. Может же у меня быть минута слабости?
– То есть ты хочешь сказать, она сама во всем виновата?
– Дело в том, что…
– Ты мог бы просто сказать ей «нет».
– Элли, прошу тебя!..
– И как долго это продолжалось?
– Недолго. Совсем недолго. Я… пожалел о том, что случилось, практически сразу. – Стивен перевел дух, облизнул пересохшие губы. – Это из-за этого ты меня… привязала? Уверяю тебя, в этом нет никакой необходимости. Со мной тебе ничто не грозит. Я бы ни за что не сделал тебе больно.
– Ты уже сделал мне больно.
В комнате снова наступила тишина – глухая, холодная, как выпавший снаружи снег. Качая головой, Элли оттолкнулась от окна и подошла к камину. Оранжевый отсвет огня упал на ее фигуру, и Стивен увидел, как ее напряженные плечи поникли, а поднятые руки исчезли в густых волосах. На мгновение ему даже стало ее жалко. Он не хотел причинить ей боль. Она не должна была узнать… но узнала. Так уж получилось, но его вины в этом нет. Эта Д… она так смотрела на него, что он не сумел ей отказать. И дело было даже не в ней – его соблазнила сама мысль о том, что им восхищаются, его боготворят, его желают. Д. ничего не значит. То, что она ненадолго вошла в его жизнь, вовсе не означает, что он недостаточно ценит Элли.
– Как ты мог?! – Ее слова прозвучали так тихо, что он едва расслышал их за потрескиванием поленьев в очаге.
– Скажи лучше, как ты узнала?..
– А это имеет значение?
– В любом случае я сожалею. Развяжи меня, пожалуйста.
– Ты сожалеешь, что сделал это, или сожалеешь, что попался? – Теперь в ее голосе отчетливо слышится презрение, и это стало для Стивена неприятной неожиданностью. Уж от нее-то он подобного не ожидал.
– Я не хотел сделать тебе больно, Элли. Посмотри на меня, и ты сама увидишь…
Но она пропустила его просьбу мимо ушей. Повернувшись к нему спиной, она снова смотрела за окно – в темноту, где не было видно даже звезд, скрытых плотными снеговыми тучами.
– Посмотри на меня! Пожалуйста!
Стивену было очень нужно, чтобы она бросила на него хотя бы быстрый взгляд. Он сумеет убедить ее, сумеет все объяснить, но для этого ему необходимо установить с ней хоть какой-то контакт. Как только их взгляды встретятся, он сумеет пробраться к ее сердцу и заставит смягчиться. Д. недооценила ту связь, которая существовала между ним и Элли, недооценила прочность и глубину их отношений. Не может быть, чтобы все это перестало существовать в один миг из-за какой-то… Нет, он сумеет убедить Элли, что Д. – случайный эпизод в его жизни, которым он отнюдь не гордится; ошибка, которую он совершил, просто поддавшись жалости. Элли умеет слушать, всегда умела. В тот день, когда они впервые встретились в «Нормане», она держалась скованно и немного дичилась, но только поначалу. Он сумел найти правильные слова, которые завоевали ему ее доверие. Да что там, она даже дала ему номер своего телефона! Так и сейчас – он найдет слова, на которые Элли просто не сможет не отреагировать. Он выразит свое раскаяние так красноречиво, что она тут же простит его, разрежет липкую ленту и поможет подняться, возможно, она даже разотрет его затекшие ноги. Уж если он в состоянии простить ее за то, что в припадке ревности она неправильно оценила его поступки и мотивы, за то, что опоила его наркотиком и привязала к креслу, то она тем более должна простить ему эту небольшую слабость.
– Эта Д… Кроме нее у тебя больше никого не было? – спросила Элли, не поворачивая головы. Глядела ли она на собственное отражение в стекле или на лес, проступивший из сумрака, когда снегопад немного ослабел, Стивен сказать не мог.
– Элли…
Прежде чем Стивен успел сказать что-то еще, она вдруг сорвалась с места, метнулась к нему, наклонилась, упираясь ладонями в его колени.
– Скажи мне правду, Стивен! Мы сможем помириться, только если ты не будешь мне лгать!
Теплые пальцы Элли сплетаются с его, в голосе звучит какое-то странное напряжение. Она ждет ответа, и ее обращенное к нему лицо умоляет Стивена не разбивать ей сердце сильнее, чем он уже сделал. Светлая кожа Элли мерцает в полумраке, делая ее похожей на привидение, и на мгновение Стивену кажется, что так и есть, что ее больше нет в комнате – остался только дух. На мгновение он даже пожалел, что на них не напал какой-нибудь преступник, как он решил вначале. Тогда он бы знал, как защитить их обоих от опасности, но теперь…
Что ей сказать? Если Элли знает только о Д., стоит ли причинять ей лишние страдания, рассказывая о других, но если ей известно все и она уличит его во лжи… Как ему поступить? Что выбрать? Ноготь его указательного пальца скребет по ледерину подлокотника. Правильный ответ не всегда правдивый, это очевидно. Так что же делать?..
Взгляд Элли – настойчивый, умоляющий – все так же устремлен прямо на него, и Стивен вспомнил… Подобное уже случалось с ним много лет назад. Он уже видел такие глаза, хотя лицо было другим. Это лицо принадлежало его матери. Ему было всего тринадцать, когда она смотрела на него с таким же страданием, с такой же мукой во взгляде. Он только что вернулся домой после того, как провел несколько дней с отцом, который ездил в очередное рекламное турне по поводу выхода своей новой книги. Вскоре должны были начаться занятия в школе, и ему пришлось вернуться, тогда как Стюарт продолжал двигаться на запад с целеустремленностью первых пионеров. Утром Стивен вышел на кухню завтракать, и мать, подкладывая на тарелку его любимые французские тосты, засыпала его вопросами. Стивен отвечал весьма неохотно и скупо: рот его был набит сладким, еще теплым тестом с ароматом корицы, и ему вовсе не хотелось отвлекаться от еды ради того, чтобы утолить ее, как он считал, праздное любопытство. Проглотив последний кусок, Стивен поспешно поднялся из-за стола, громко заскрежетав стулом по полу, но, прежде чем он успел сделать шаг к выходу, рука матери легла ему на плечо. Обернувшись, он наткнулся на ее взгляд, который был точно таким же, как сейчас у Элли, – настойчивым и страдающим. Вопрос, который задала ему тогда мать, почти не отличался от того, на который требовала ответа Элли. И, как и много лет назад, Стивен сказал спокойно:
