Да, по сравнению с тем, что́ вытворял Стюарт Хардинг, его собственный промах выглядел безобидной мелочью. К тому же он о нем глубоко и искренне сожалел, разве не так?
– Стивен! – Она подняла взгляд, и на ее лице появилось озадаченное выражение. – Ты что, меня совсем не слышишь? – Элли пощелкала у него перед носом пальцами свободной руки, но его взгляд остался прикован к той ее руке, в которой она сжимала нож.
– Ах вот оно что? Тебя это заинтересовало? – И она махнула ножом в его сторону.
Стивен похолодел. Он прекрасно сознавал всю опасность своего положения. Ему следует быть предельно осторожным – совсем как человеку, который идет по тонкому льду, намерзшему вдоль берега быстрой реки. Один неверный шаг, даже одно неверное слово – и он может оказаться в стремительно текущей ледяной воде, из которой ему уже не выбраться…
– Элли, дорогая, прошу тебя..!
Она закатила глаза.
– Ты действительно думаешь, что сумеешь выбраться с помощью лести и ласки?
Она села на диван и принялась чистить яблоко. Отрезав четвертинку, она насадила ее на острие, отправила в рот и принялась с хрустом жевать. Вскоре в уголках ее губ появился пенящийся сок, в воздухе запахло яблочной мякотью, и Стивен проглотил слюну.
Элли отрезала от яблока еще одну дольку – белую, сочную, душистую. Не переставая жевать, она наколола ее на острие ножа и протянула ему.
– Хочешь кусочек?
– Нет.
Она пожала плечами.
– Напрасно отказываешься.
И снова наступило молчание. В тишине было слышно, только как потрескивает огонь в камине и хрустит у нее на зубах яблочная мякоть. Наконец она закончила и, швырнув огрызок в камин, снова подошла к нему, на ходу вытирая губы и нож рукавом свитера.
– Ну что, ты готов признаться в том, что́ ты сделал с этими девочками?
– А что я, по-твоему, с ними сделал?
– Слушай, Стивен, мы сейчас говорим не о двух глупых подростках, которые обжимались на заднем сиденье папиного автомобиля. Мы говорим о тебе и… Ты – взрослый мужчина, а они… Они же еще просто дети! Ты воспользовался их молодостью и неопытностью, чтобы…
Кресло под Стивеном возмущенно скрипнуло.
– Ничего подобного. Я делал только то, чего они сами хотели.
– Это ничего не меняет. Ты – взрослый. И ты – их гребаный преподаватель! – яростно выкрикнула Элли, с размаху всаживая нож в спинку дивана. Костяшки ее пальцев, сжимавшие рукоятку, побелели от напряжения. – Это называется растлением, Стивен! Растлением!
Она выпустила нож, и он остался торчать в диванной обивке.
Ее последнее слово заставило Стивена буквально задохнуться от негодования. Несколько мгновений он судорожно ловил ртом воздух, словно человек, получивший внезапный удар в живот. Он никогда никого не растлевал, не развращал и не насиловал. Как она может сравнивать его с грязными извращенцами, которые прячутся в темных переулках между домами, чтобы наброситься на ничего не подозревающую жертву? И, кстати, он никогда никого не опаивал и никому не подмешивал наркотик, чтобы воспользоваться беспомощностью жертвы. Ни одна из девушек, с которыми он встречался, ни разу не сказала ему нет, а если бы сказала, он бы тут же остановился. Что бы ни говорила Элли, все действительно происходило по взаимному согласию, и изменить или отменить этот факт не может ничто. Сама мысль о том, чтобы овладеть девушкой против ее воли, казалась ему отвратительной. Так какую же извращенную игру затеяла с ним Элли? Чего она добивается? Неужели она обрушила на него все эти чудовищные обвинения только из мести? Только потому, что сочла себя оскорбленной в лучших чувствах?
– Да как ты смеешь… – прохрипел он наконец сквозь стиснутые зубы.
– Как я смею? И это говоришь ты – человек, который нарушил и закон, и все нормы морали?..
– А ты? Ты случайно ничего не нарушила? Ты опоила меня наркотиком, ты привязала меня к…
– Я и не утверждала, будто я ни в чем не виновата. Но я, по крайней мере, точно знаю, что́ я делаю и почему. И я готова принять на себя всю ответственность за содеянное.
– О какой ответственности ты говоришь? Ты ведешь себя как пси… как человек, временно утративший душевное равновесие, – поправился он. – Я же сказал – я признаю́, что причинил тебе боль, и ужасно сожалею об этом, но…
Элли насмешливо фыркнула, но он все равно закончил:
– …Но это все равно тебя не оправдывает. Не оправдывает того, как ты со мной поступила.
Да, похоже, он ее действительно недооценил. Каким-то образом ей удалось его провести… Здорово провести. Даже сейчас Стивен не мог бы сказать в точности, на что еще она может оказаться способна. Их разговор, если это можно назвать разговором, напоминал ему закольцованную аудиокассету или, точнее, бесконечную спираль, извилистую тропинку в лесу, которая прихотливо петляет, но никуда не ведет. Прикрыв глаза, Стивен попытался отыскать хоть какой-нибудь ключ к ее поведению, хоть какой-то намек, который указывал бы на ее неуравновешенный характер и больную фантазию, но ничего не обнаружил. Единственным, что пришло ему на память, были их ленивые, праздные выходные, которые они проводили в постели, их неспешные разговоры о Китсе, Уитмене и Фросте, их поздние завтраки в уютных городских кафе. Вспомнил Стивен и один сравнительно недавний вечер, когда они отправились на дегустацию вин в какой-то недавно открывшийся бар на Бауэри-стрит. Тогда Элли призналась, что не очень хорошо разбирается в винах, и он показал ей, как оценивать цвет и прозрачность, как согревать бокал в ладонях, чтобы почувствовать букет, как держать вино на языке, прежде чем проглотить, по каким признакам определять крепость, наличие сахара и прочее. Они пробовали бургундское, шираз, каберне-совиньон и другие вины. И каждый раз, сделав крошечный глоток и подержав вино во рту, Элли заглядывала ему в глаза, стараясь угадать, какого мнения придерживается он о том или ином сорте. Ни разу она не позволила себе высказаться первой, всякий раз ожидая его оценки, его суждения. Спустя примерно полтора часа они не без труда погрузились в такси, причем Элли была намного пьянее, чем он (обычно бывало наоборот). Там, на заднем сиденье, она буквально набросилась на него и принялась целовать с какой-то бесшабашной решимостью, которая имела аромат и вкус клюквы с лакрицей (последним они дегустировали пино-нуар). Быть может, именно тогда, в такси, перед ним и промелькнула настоящая Элли, открывшаяся ему в бесстыдной откровенности своих поцелуев, но он не обратил на это внимания…
Стивен открыл глаза, и Элли тотчас соскочила с дивана и, шагнув к нему, наклонилась вперед, опираясь руками о его колени. Серебряное сердечко на цепочке болталось прямо перед его носом, издеваясь и дразня. Это был его подарок, но теперь он превратился в символ его глупости и слепоты, в символ той легкости, с какой она заполучила над ним полную власть. На мгновение Стивен задумался, спала ли она с тем парнем из галереи, который наверняка находился сейчас где-то рядом или хотя бы бывал здесь раньше, потому что без его помощи Элли наверняка не смогла бы сделать многое из того, что сделала. Он даже попытался представить себе, как этот рыжий дьявол взгромождается на нее, готовый к яростному соитию, но видел почему-то только себя.
