– Что значит – насколько сильно?
– Я имею в виду – насколько далеко ты готов зайти, чтобы подтвердить свое раскаяние, – проговорила Элли, обращаясь не столько к нему, сколько к своему отражению в окне.
– Ну-у…
Она повернулась и, слегка потирая кончиком пальца подсохшую кровяную корочку на рассеченной нижней губе, двинулась к нему. Она должна знать, что он не хотел ее ударить, подумал Стивен, чувствуя, как его охватывает нечто подозрительно похожее на панику. Он не такой! Кто, как не он, спас ее несколько часов назад, когда она едва не свалилась с лестницы? Это он удержал ее, не дав перевалиться через ограждение верхней площадки. И именно это рефлекторное движение лучше всего показывает, каков он на самом деле. Что же до того, что у нее разбита губа, так это виноват не он, а кресло, к которому она его привязала. Кресло разбудило в нем все самое плохое, и… Нет, даже не так. Просто на какое-то время он превратился в совершенно другого человека, но теперь это в прошлом, и он снова прежний Стивен – добрый, мягкий, интеллигентный…
Элли приложила ладонь к его щеке, и Стивен вздрогнул от неожиданности. Кожа у нее была теплая, мягкая, и он прижался к этой хорошо знакомой ему ладони в надежде восстановить былое понимание и близость. Быть может, она вспомнит мужчину, который был с ней в спальне наверху, с которым она целовалась в заснеженном лесу и ела свежеиспеченные оладьи. Пусть вспомнит что угодно, лишь бы поскорее выбраться из этого чертова кресла!
– Отвяжи меня, и я обещаю – я не пожалею сил, чтобы доказать, как глубоко я раскаиваюсь. Если нужно, я готов доказывать это каждый день и каждый час.
– Вообще-то я кое-что придумала, – нерешительно проговорила Элли.
– Ради тебя я готов на все, – ответил Стивен и, быстро повернув голову, поцеловал ее чуть солоноватую ладонь.
Элли наклонилась, чтобы освободить колесный тормоз. Механизм громко щелкнул, и эхо этого щелчка заметалось по комнате. Взявшись за ручки, Элли развернула кресло, и Стивен понял, что пространство за его спиной не просто существует, но и заполнено вполне привычными, можно даже сказать обыденными, вещами и предметами, но он все равно был рад их увидеть. Он словно встретил старого друга, с которым не виделся очень давно. Самое главное, позади не было высокого рыжего парня из галереи (да и со второго этажа давно не доносилось никаких подозрительных звуков). Обеденный стол, пара стульев, небольшой шкафчик, туалетный столик. Перед самой входной дверью – там, где заканчивалось ковровое покрытие, – виднелась такая же, как в прихожей, черно-белая плитка пола. Одного взгляда на все это хватило, чтобы Стивен почувствовал, как расслабляются мышцы рук и плеч, хотя до этого момента он совершенно не сознавал, в каком напряжении они находились.
А Элли, покряхтывая от усилий, уже катила его вокруг стола. Еще несколько секунд, и она вывезла кресло со Стивеном в просторную прихожую.
В прихожей было светло. Включенная люстра горела под потолком словно маленькое солнце. Ее свет на мгновение ослепил Стивена, и он несколько раз моргнул, пока сквозь белизну не начала проступать знакомая обстановка: черно-белая клетка на полу, вешалка, тумбочка под зеркалом, лестница…
Лестница.
Стивен очень не любил расхожее клише «кровь заледенела у него в жилах» и всегда подчеркивал его двойной красной чертой в студенческих эссе. Но сейчас он почувствовал, что это выражение имеет право на существование, потому что именно это с ним и происходило.
Над проемом, захлестнутая за перила верхней площадки, слегка покачивалась петля из толстой светлой веревки. Такую веревку, как было известно Стивену, используют альпинисты, когда им нужно подняться по опасному горному склону. Она очень прочна и может выдержать большой вес.
Куда больший, чем весит он сам.
37
20 апреля
Я вышла из душевой кабинки. Все мое тело буквально содрогается от боли, которая поселилась во мне с той самой минуты, когда я покинула твой дом. С тех пор я не могу даже дышать. Не могу, и все! Как будто какая-то важная часть меня так и осталась с тобой. Руки у меня тоже трясутся, поэтому, когда я взяла ножницы, они соскользнули и воткнулись мне в ладонь. Эта новая боль на время заслонила все остальное. Она подействовала даже лучше, чем ледяной душ, который я приняла. По крайней мере, хаос у меня в голове улегся.
Я села на краешек унитаза. Полы халата разошлись, и я увидела свои ноги – белая кожа и синие, похожие на реки, вены. Раскрыв ножницы пошире, я прижала острый кончик к ноге и нажимала, пока ножницы не вмялись в кожу достаточно глубоко. Тогда я повела острием по внутренней поверхности бедра, рисуя на коже знак бесконечности – красный, горячий, пульсирующий. Я открылась навстречу боли, и она затопила меня. Все остальное перестало существовать, осталась только эта раскаленная восьмерка на моем бедре.
38
Элли
Лицо Стивена перекашивается, и на нем появляется выражение, какого я никогда у него не видела. Это страх, но какой-то животный, нутряной. Странно, что и веревку с петлей, и то, что она символизирует, он воспринял всерьез, хотя я еще ничего не успела объяснить. Но что бы Стивен сейчас ни думал, на самом деле он еще даже не начал постигать правду. Я понимаю это по тому, что, несмотря на очевидный страх, его самонадеянность никуда не пропала. Как и всегда, Стивен считает, что ему все ясно и понятно. Ничего ему не понятно! И понимать он не хочет, несмотря на все мои намеки.
– Что это за чертовщина?
– Это твой шанс на искупление. – Я делаю шаг и встаю между креслом и петлей, но на меня он не смотрит. Его взгляд по-прежнему не отрывается от веревки. Глаза Стивена еще не привыкли к яркому свету, он растерянно моргает, щурится и вообще выглядит дурак дураком, хотя еще недавно не сомневался, что ему удалось меня измотать и я вот-вот его выпущу. Увы, чрезмерная самоуверенность снова его подвела.
– Мой – что?..
– Шанс на искупление грехов, – отвечаю я, отчетливо выговаривая каждое слово, и приятно улыбаюсь.
Его губы кривятся, словно он вынужден открыть мне какую-то истину, которой ему не хочется делиться. Пока он размышляет, я лезу под свитер и достаю пачку сигарет, которая заткнута спереди за резинку легинсов. Сжав одну сигарету губами, я закуриваю, машинально прикрывая огонек зажигалки ладонью. Длинная затяжка – и мой рот наполняется ароматным дымом, который я с удовольствием вдыхаю. Дым стекает в легкие, успокаивает сердцебиение, расслабляет сведенные мышцы шеи. Запрокинув голову немного назад, я выпускаю дым в потолок. Вот так, хорошо… Теперь мне будет легче его выносить.
– Ты куришь? С каких это пор? – спрашивает Стивен и брезгливо морщится.
Не отвечая, я иду на кухню, беру кружку и наполняю водой из крана. Шипение струи доносится до Стивена, и я слышу его бестелесный голос:
– Эй, дай мне тоже попить!
Ни тебе «пожалуйста», ничего… Похоже, еще один слой тщательно выпестованной порядочности облетел с него как шелуха.
