«Хочешь, поедем на День труда в Хэмптонс
[29]?» – предложил он, когда однажды Зои, одетая в одну лишь его принстонскую толстовку, лежала на его кровати. С некоторых пор она стала фактически постоянной принадлежностью его спальни, и Стивен даже пару раз задумывался о том, чтобы представить ее родителям.
«Ты уверен? Боюсь, там я буду слишком выделяться. Этакая социалистическая муха в блюдце капиталистического варенья».
Стивен рассмеялся.
«В этом-то и весь смак! Многим нашим старым республиканцам давно пора напустить в постель муравьев, иначе с ними просто скучно иметь дело».
Ему не потребовалось много времени, чтобы уговорить Зои. Гораздо труднее было убедить ее поехать хотя бы на автобусе (Зои наотрез отказалась ехать в его машине и настаивала на том, чтобы воспользоваться пригородной электричкой или добираться на попутках). Впрочем, и об автобусе Стивен не сохранил добрых воспоминаний: три часа в жестяной консервной банке на колесах со сломанным кондиционером и наглухо закрытыми окнами стали для него серьезным испытанием. Свободных мест не было, солнце било прямо в стекла, лица разморенных жарой и духотой пассажиров блестели от испарины, и в воздухе витал острый запах множества нечистых тел.
Выбравшись из автобуса на конечной, они единодушно решили пренебречь сомнительными удобствами дома и отправились на пляж, чтобы остудиться в прохладных волнах Атлантики. Когда же они добрались наконец до дома его родителей, их кожа была основательно пришпарена солнцем и покрыта засохшей океанской солью.
«Алло? Есть кто-нибудь живой?» – крикнул с порога Стивен, словно они были спасательным отрядом, отправленным на поиски уцелевших после какой-нибудь локальной катастрофы.
«Стивен! Ты приехал!..» – Ответный клич матери достиг его ушей за секунду до того, как она появилась в прихожей. Радостно улыбаясь, Марго шагнула к нему, вытянув вперед руки, и через мгновение уже обнимала его от души. Сам Стивен обнял мать с некоторой задержкой – ему не давала покоя мысль, что́ подумает об этой сцене Зои. К счастью, момент неловкости продолжался не слишком долго – мать разжала объятия и отступила на полшага назад.
Встреча с отцом, которой Стивен втайне опасался, прошла, на удивление, легко.
«Хей, вот и мистер Хардинг!» – воскликнула Зои и, широко улыбнувшись всеми своими веснушками, затрясла протянутую руку отца с неподдельным воодушевлением, которое в один миг изгладило неловкость предшествующих минут. Отцовские губы даже растянулись в натужной улыбке, и Стивен тихонько вздохнул с облегчением. Он был уверен, что старик не преминет поправить Зои, но слова «профессор Хардинг», похоже, застряли где-то на полпути к его гортани.
Сама Зои, разумеется, ничего не заметила. Оставляя за собой аромат пачули, которыми обычно пользовалась, она шагнула к Марго и, под скептическим взглядом Стюарта, обняла ее как старшую подругу. Отец при этом слегка изогнул бровь, и Стивен подумал, что Зои недостает того важного качества, которое одно способно было заслужить ей одобрение Хардинга-старшего. Она не была респектабельной. Он заранее представлял, как отец, вернувшись в город, упомянет о ней за ланчем с коллегами как об «очередном бунте» своего инфантильного сына.
«Ну он и задница, этот твой папаша!» – сказала Зои, когда вечером того же дня они собирались лечь в постель. К несчастью, наступление темноты не смягчило удушающей жары снаружи. Напротив, она как будто еще больше сгустилась, и они легли обнаженными, укрывшись лишь простыней из тонкого хлопка.
Последнее замечание Зои объяснялось тем, что за ужином она поспорила с отцом Стивена о национальном благосостоянии и иммиграционной политике. Спор вышел довольно горячим, хотя наблюдать за тем, как закаленный республиканец и демократка-идеалистка опровергают доводы друг друга под выдержанное мерло, было, пожалуй, даже забавно, тем более что сам Стивен в споре не участвовал.
«Я бы предпочел обсудить с тобой кое-что другое», – промурлыкал Стивен, пока его губы опускались вдоль ее тела к сгибу левого бедра, где были вытатуированы крошечные крестики птичьих следов – совсем рядом с тем местом, где недавно курчавились ее тонкие золотистые кудри, сбритые несколько дней назад.
К огромному неудовольствию Стивена, второй раунд спора состоялся уже на следующий день за ланчем, который мать накрыла в патио. В конце концов, устав от аргументов, контраргументов и цитат, он подхватил Зои на руки и прыгнул вместе с нею в бассейн. Ему очень понравилось, как она вся съежилась, словно стараясь сделаться как можно меньше, и покрепче прижалась к его груди в ожидании удара о воду. Когда их тела разбили сверкающую поверхность, Зои негромко взвизгнула. Вода оказалась достаточно холодной, и когда они выбрались на берег, ее отвердевшие соски́ приподнимали ткань прилипшей к коже футболки.
Вытирая с глаз воду, Стивен услышал знакомый стук каблуков легких домашних мокасин отца, который покинул патио и скрылся в доме. Подняв голову, он увидел мать, которая сидела за столом, заваленным остатками трапезы и заставленным пустыми бокалами, и, низко опустив голову, то складывала, то вновь разворачивала на коленях полотняную салфетку.
На следующий день должно было состояться главное событие – ежегодная вечеринка у Хардингов по случаю Дня труда. Друзья и родственники небольшими группами собрались в патио или под огромными пляжными зонтиками, спасаясь от безжалостного солнца. Температура снова повысилась, и с утра по радио официально объявили о начале сильной жары. Не в силах покинуть благодатную тень, Стивен помимо своей воли оказался втянут в разговор с пожилой соседкой, фамилию которой он не помнил (миссис Эдна какая-то), которая клялась, будто прекрасно осведомлена буквально обо всех, даже самых незначительных, подробностях его жизни в Принстоне. Стивен слушал, не слыша, машинально кивал, а сам думал, что от Эдны пахнет как в магазине поношенного платья: нафталинными шариками, плесенью и мышами.
Потом ему пришло в голову, что иногда так пахнет и от одежды Зои.
«Твой отец должен очень гордиться тобой», – сказала Эдна, коснувшись его руки своей высохшей лапкой, обтянутой сухой как пергамент кожей в темных почечных бляшках, сквозь которую проступали толстые, вялые вены.
«Разумеется, он очень рад», – солгал Стивен. Единственным человеком, которым его отец когда-либо гордился, был он сам. И уж конечно, он не мог гордиться сыном, который, в отличие от самого Стюарта, окончившего Йельский университет, выбрал для себя Принстон.
Пока старая зануда трещала что-то о том, как она сама сто лет назад училась в каком-то богом забытом колледже, Стивен разглядывал группы гостей, ища взглядом белокурую гриву Зои, но она как сквозь землю провалилась.
«Прошу прощения, мне нужно срочно кое с кем поговорить», – перебил он собеседницу и, не дожидаясь ответа, быстро отошел. Он обыскал весь двор, раскалившийся под лучами солнца как сковородка, но Зои нигде не было. Тогда Стивен прошел в дом, рассчитывая, что там обнаружатся хотя бы какие-то следы, которые укажут ему, где ее искать.
