Но если он не придет, я даже не знаю… Я вообще больше ничего не знаю, ничего не могу сказать. Иногда мне хочется, чтобы все это действительно прекратилось, чтобы его слова перестали звучать у меня в голове, чтобы мои мысли о нем куда-то ушли… Мне хочется, чтобы он больше не смотрел на меня так, как он глядит на каждом уроке. Мне нужна передышка – всего несколько минут, чтобы просто упасть на землю и ни о чем не думать. А лучше всего было бы просто перестать на время существовать, и пусть земля немного покрутится без меня. Но каждый раз, когда я думаю о чем-то подобном, я слышу твой голос, который шепчет мне на ухо слова ободрения и поддержки. Ты – мой единственный настоящий друг, Ви. Мой единственный друг. Нет, ты даже больше, чем друг. Ты – единственный человек, который любил меня и будет любить всегда.
Надеюсь, я сумею протянуть достаточно долго и дождаться твоего возвращения.
С любовью,
вечно твоя Венди.
49
Элли
– Ты – ее подруга. Та самая, которая уехала в Европу. – Его слова звучат не как вопрос. Этот факт пришел ему на память, и он его просто констатирует, хотя от удивления его глаза становятся чуть шире. Да, он удивлен. Впервые Стивен видит настоящую меня, и воспоминания об Элли ему больше не мешают. Перед ним – единственный в мире человек, который знает, что его патологическое стремление самоутверждаться зиждется на страданиях и слезах. И на трупах.
Венди. Несмотря на годы, прошедшие между «тогда» и «сейчас», боль не стала слабее. Эта боль живет у меня внутри, просыпаясь каждый раз, когда что-то извне разбудит память. Воспоминания сдавливают мое горло железным обручем, так что я не могу даже сглотнуть. Веки жжет как огнем от подступивших слез, и я чувствую, как набухают влагой ресницы. Стоит мне моргнуть, и соленые капли побегут по щекам вниз, и я торопливо смахиваю их рукой. Горло по-прежнему горит, а кончики пальцев покалывают невидимые иголочки – предвестник очередной панической атаки. Только не сейчас! Прошу тебя, господи!..
– Ты – лучшая подруга Венди, – повторяет Стивен словно против своей воли. Слова сами слетают у него с языка, и он ничего не может с этим поделать.
Я стискиваю зубы. Ее имя в его устах причиняет мне еще более сильную боль. Оно вырывается у него изо рта как дыхание. Как будто она стала его частью, и мне хочется поскорее выпустить Венди на свободу, даже если придется вырвать ее из него с мясом, выпотрошить его как рыбу, но… но мне нужно, чтобы она побыла с ним еще немного. По крайней мере до тех пор, пока он не сумеет реально оценить происшедшее и не признает свою вину.
– Значит, все это время ты…
– Да, все это время. Элли – мое второе имя. На самом деле меня зовут Верити, но ты знал меня как…
– Ви.
Мое имя пробивает его броню. Он знает, что я знаю все его тайны, мне известно, когда, как и кому он лгал. Ви незаметно пробралась к нему на чердак и похитила то, о чем он забыл или, точнее, предпочитал не помнить. Вот почему сейчас он глядит на меня как Дориан Грей на свой портрет. Мое имя окружает его со всех сторон, подобно острым наконечникам копий, и ему негде спрятаться, некуда убежать. Ах если бы он только знал, сколько раз мне хотелось назвать ему мое настоящее имя! Сколько раз мне хотелось швырнуть его ему в лицо прямо во время секса, прошептать на ухо во время наших односторонних бесед, когда от меня требовалось только находить новые и новые способы сказать ему да.
Верити. Veritas на латыни – истина. Каждая буква в этом слове – и в моем имени тоже – ступенька, которая ведет туда, где болтается приготовленная для его шеи петля. Я знаю правду, знаю, что́ он сделал с Венди. Мое имя имеет над ним власть, и сейчас я смотрю, как оно меняет черты его лица.
– Та-дам! – говорю я негромко. – Наконец-то мы встретились. С опозданием на восемь лет, но все-таки встретились. Я вернулась в Монтерей уже после твоего отъезда. Впрочем, в те времена ты все равно не обратил бы на меня внимания.
Это предположение заставляет его нахмуриться, и я несколько раз киваю.
– Да, подходящий товарец, но в неподходящей упаковке.
– Послушай, я помню Венди. Она была симпатичной девчонкой, но… – Он не договаривает. Ему хочется, чтобы невысказанное загноилось как рана, чтобы превратилось в струп, который мне пришлось бы сковырнуть первой.
– Но – что?..
– Ничего не произошло. Да, она влюбилась в меня, и я это знал. Мне это даже нравилось, в этом я готов признаться, но ситуация грозила вырваться из-под контроля, поэтому я прекратил давать ей частные уроки.
Я не говорю ничего. Он воспринимает мое молчание как предложение продолжать и разливается соловьем:
– Да, прекратил! Не знаю, что́ она тебе говорила или, может быть, писала, но… Между нами ничего не было. Все это просто фантазии юной, впечатлительной девочки-подростка с чрезмерно развитым воображением. Она зачитывалась «Джейн Эйр», вот и напридумывала себе всякого… Для нее я был мистером Рочестером, а себя она воображала Джейн. Для ее возраста это совершенно нормально, к тому же я подозреваю, что в школе одноклассники ее травили, отсюда стремление уйти, убежать в мир фантазий… Наверное, мне нужно было обратиться к администрации, но она просила меня ничего не делать.
– «Ничего не было», – бормочу я, чувствуя, как сами собой сжимаются мои кулаки и ногти впиваются в ладони.
– В общем, если ты затеяла все это из-за нее, из-за Венди, то напрасно. Я ничего… Нет, я не отрицаю, что у меня были непродолжительные связи с другими… С Джеми… и с Эшли. Сейчас я об этом жалею и раскаиваюсь, но Венди… Она была очень милой и к тому же много рассказывала о тебе, но между нами ничего не было. Правда, однажды она попыталась меня поцеловать, но я сказал ей, что это неправильно и что она не должна этого делать. Вот и все, Элли… то есть Ви. Я клянусь, что Венди все выдумала. Это, конечно, не ее вина, однако…
– Хватит!!!
Звон бьющегося стекла, звучащий одновременно с моей вспышкой, застает нас обоих врасплох. Я, во всяком случае, совершенно не помню, как я схватила бокал и швырнула его в камин. От Стивена я ожидала чего угодно, любой выходки, но мне и в голову не приходило, что он способен пасть так низко, чтобы пытаться манипулировать памятью о мертвых.
– Как ты можешь так лгать! – бросаю я ему, пытаясь взять себя в руки. – Я знала ее лучше, чем кого бы то ни было. Она была добра и наивна, но она никогда не была патологической выдумщицей, какой ты ее тут изображаешь!
Он открывает рот, чтобы возразить, но вовремя останавливается. И правильно – одно неверное слово, и я могла бы пришибить его на месте.
– Или это у тебя такая стратегия на случай, если возникнут какие-то вопросы? Ты просто говоришь, что «ничего не было», а все обвинения объявляешь патологическими фантазиями несовершеннолетней, склонной к преувеличениям девчонки? Не выйдет!
– Она была доброй и очень, очень одинокой, – поправляет меня Стивен с самым смиренным видом. – Как я уже сказал, я подозревал, что у нее не складывались отношения с одноклассниками, и это, безусловно, наложило свой отпечаток… Что до остального… Подумай сама, ну зачем мне тебя обманывать? У меня нет для этого никаких причин. Я не отрицаю, что увлекался Джеми и Эшли… и Амантой тоже… Но какой мне смысл признавать связь с ними и лгать насчет Венди?
