Доктор С., психоаналитичка, к которой я обратилась по настоянию Кейт и папы, обеспокоенных моей чрезвычайно бурной реакцией на смерть Венди и последовавшей за этим депрессией, сказала мне, что антидепрессанты, которые прописывали другие врачи, только купируют симптомы, тогда как настоящее выздоровление возможно только после того, как поймешь причину болезни. Мне она, в общем, нравилась. У нее была короткая стрижка пикси
[37] и огромные очки в толстой розовой оправе. В любом случае обсуждать с мужчиной свои странные идеи и толкущиеся в голове мысли я бы все равно не смогла. Доктор С. вызывала у меня доверие. Раз в неделю я приходила к ней в кабинет, садилась на бежевый диванчик и, крепко прижав к груди подушку, с которой я то и дело снимала воображаемые ниточки, начинала говорить. Так продолжалось довольно долго, пока в один из визитов я не забыла про подушку. Только в конце сеанса я спохватилась, что мне как будто чего-то не хватает. Проследив за взглядом врача, я увидела, что подушка валяется на другом конце диванчика. Именно тогда доктор С. и сказала: «С тобой все будет в порядке, Верити».
К этому моменту я действительно поняла, в чем причина моей болезни. Это был тот мужчина, или, если точнее, мысль о том, что он продолжает наслаждаться жизнью, не чувствуя никакой вины и не страдая, тогда как моя единственная и лучшая подруга, ставшая жертвой его холодного безразличия, превращается в скверну в своей одинокой могиле.
В интернете нашлись следы, обрывки информации, по которым я медленно продвигалась к цели, словно по дорожке из хлебных крошек. На сайте школы, где он до недавнего времени преподавал, я обнаружила его фотографию. Профессор Хардинг, причина моей болезни… Мне нужно было оценить его внешность, вообразить очертания его тела, представить его в движении, услышать его интонации. Судьба пришла мне на помощь, направив его в Нью-Йорк. Убедить Кейт в том, что перемена обстановки пойдет мне на пользу, было легко: я сказала, что хотела бы немного пожить у Дженнет – двоюродной сестры отца, у которой был сын Коннор, мой ровесник. Мачеха не возражала, и спустя какое-то время я уже была в Нью-Йорке. Вооружившись нью-йоркским проездным и адресом Ричмондской подготовительной, я отправилась на поиски профессора. Тогда я еще не знала, что я буду делать или говорить – я даже не была уверена, хочу ли я с ним разговаривать. Единственной моей целью было увидеть его во плоти.
Школьное здание пряталось в густой тени высоких деревьев, выстроившихся вдоль улицы. Я выбрала место на другой стороне напротив входа и стала ждать. Прошло совсем немного времени, школьные двери распахнулись, и толпа студентов, одетых в одинаковую темно-синюю форму, выплеснулась на широкие ступени. Несмотря на иллюзию единообразия, я довольно быстро разобралась кто из учеников к какой группе принадлежит. Всеобщие любимцы, спортсмены и красавицы шагали развязной походочкой, держась снисходительно и уверенно; ботаники и застенчивые словно щиты прижимали к груди стопки учебников или крепко стискивали ремни заброшенных за спины рюкзачков, словно каждую минуту ожидали нападения. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы разглядеть самодовольные улыбочки, приклеенные к блестящим губам цвета розовой жевательной резинки, руки, привычно взбивающие стильно подстриженные волосы, беззаботный смех и искусственный смех, больше похожий на нервную икоту, лихорадочно мечущиеся глаза, торопящиеся высмотреть друга или союзника до того, как тебя заметит тот, чьего внимания желательно избежать.
Потом, в окружении еще одной группы старших подростков, из дверей школы появился ОН. Мужчина, которого я столь тщательно изучала в интернете, внезапно обрел объем, стал трехмерным, облекся плотью и шагнул в реальный мир. Высокий и подтянутый, он стоял на крыльце, улыбался, жестикулировал, что-то говорил и был так же осязаемо жив, как она была бесспорно мертва. Стивен Хардинг жив, а Венди – мертва… При мысли об этом обжигающий гнев захлестнул меня изнутри, сплавил мой позвоночник и электрическим разрядом ушел в землю, приковав меня к асфальту. В течение нескольких секунд Стивен смотрел прямо на меня и хмурился, будто старался что-то вспомнить, и я испугалась, что он может меня узнать, хотя это и было совершенно невероятно. Липкий холодный пот хлынул у меня из‑под мышек и скопился под грудью, промочив нижний край лифчика. К счастью, я вовремя сообразила, что он и не мог меня узнать, и перевела дух.
И действительно, когда он отвел наконец взгляд, выражение его лица нисколько не переменилось. Спускаясь по ступенькам, он занялся своим телефоном, который достал из кармана. Двигался он довольно быстро, поэтому, прежде чем я успела опомниться, Стивен уже скрылся за углом улицы. Я бросилась в погоню. Да, я увидела его живьем, как и хотела, но сейчас мне этого было мало. Во многих отношениях он так и остался для меня силуэтом, бесплотной тенью, а попробуйте-ка ненавидеть тень! Нет, ненавидеть-то ее вы можете сколько угодно, но вот причинить ей вред вам вряд ли удастся!
Я кралась за ним по лабиринту Верхнего Ист-Сайда, пока он не спустился на станцию подземки «68-я улица». Потеряв его из виду, я заметалась. Потом знакомая темноволосая голова мелькнула внизу у турникетов и снова исчезла, когда он влился в поток возвращающихся домой офисных клерков. Сражаясь с подступающей паникой, я разглядывала толпу, пока не заметила, что он направляется к ближайшей платформе. Выхватывая на ходу свой проездной, я помчалась следом. Я еще сбегала по лестнице, когда Стивен шагнул в вагон. Пронзительный сигнал, предупреждающий о том, что двери закрываются, придал мне сил, последние четыре ступеньки я преодолела достойным пантеры прыжком и метнулась к ближайшей вагонной двери. Я успела. Поезд, дернувшись, тронулся, и я без сил повалилась на свободное сиденье. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы успокоить дыхание и унять сердцебиение. В конце концов я все же отважилась бросить взгляд в его сторону и убедилась, что он, к счастью, не обратил ни малейшего внимания ни на меня, ни на мой головоломный бросок в закрывающиеся двери.
Мы сошли на «Гранд-Сентрал – 42-я улица», где я едва не потеряла его вновь, попав, по неопытности, на лестницу, по которой двигался плотный встречный поток пассажиров. Снова нагнать его мне удалось только на ступеньках Нью-Йоркской публичной библиотеки. Мы вошли внутрь практически одновременно, и Стивен сразу же направился в Отдел экономики и социологии. Прячась в тени стеллажей, я медленно шла за ним по параллельному ряду, водя пальцем по пыльным корешкам и выцветшим названиям и делая вид, будто разыскиваю какой-то необходимый мне экономический или социологический труд. В щели между полками и книгами мне было хорошо видно, как Стивен поглядывает на часы и крутит на мизинце массивный перстень. Именно в этот момент внутренний голос едва не нашептал мне подойти и заговорить с ним, но я вовремя сообразила, что это голос Венди, и осталась на месте. Мой рот уже приоткрылся, губы готовы были произнести звуки, которые привлекли бы его внимание, но я прикусила язык – и вовремя! Его лицо расцвело улыбкой, глаза засверкали, и на мгновение я увидела ту искру, которая околдовала и привлекла Венди, но эта улыбка предназначалась уже не ей. И не мне.
