Она выглядела совсем юной, не старше шестнадцати, и на ней была та же темно-синяя школьная форма, что и на других учениках Ричмондской подготовительной. Ее лицо было очаровательным и милым, но меня оно не на шутку напугало – такое безграничное обожание было на нем написано. Можно было подумать, что для нее мир начинается и заканчивается Стивеном. Совсем как дети в древней легенде о гамельнском крысолове, околдованные мелодиями дудочника, она была загипнотизирована им и готова была следовать за ним в постель, в пропасть или – как в данном случае – в темный угол за забитыми пыльными книгами стеллажами.
Невидимый соглядатай, я все так же пряталась за стеллажом и безмолвно следила за движениями их тел сквозь промежутки между полками. Я видела, как она прижалась к нему, видела, как двигались их губы, обмениваясь неслышными мольбами о глотке воздуха, видела танец их рук. У меня даже перехватило горло, и я непроизвольно подалась вперед, едва не ткнувшись носом в пыльные, пахнущие старой кожей книжные переплеты. Волшебная мелодия их ласк проникала в меня, их незаконное свидание казалось мне сказочным и романтическим, и я, словно добровольный соучастник, не отрывала от любовников взгляда, пока его рука не скользнула под широкие складки школьной юбки, вызвав на лице девушки блаженную гримаску.
Меня словно обдало холодным душем. Я выпрямилась, потом бросила на любовников еще один взгляд, но вместо их тесно сплетенных тел увидела пред собой фотографию, которая лежала у меня в кармане. На снимке обнаженные Стивен и Венди лежали на кровати, укрытые лишь тонкой простыней; ее голова запрокинулась назад, совсем как сейчас у этой безымянной девушки.
Потом я представила белую могильную плиту и короткую черточку между двумя датами.
Не помню, как я оказалась на тротуаре перед библиотекой, каким ураганом вынесло меня из отдела экономики и социологии. Упершись руками в колени, я жадно хватала ртом воздух, задыхаясь, словно только что пробежала пять миль и ни разу не остановилась. Мимо меня шли люди, но сквозь застилающие глаза слезы я видела лишь движение расплывающихся цветных пятен. К моему горю, отвращению и ощущению бессилия прибавилась убежденность, что Стивен не остановится и что пройдет совсем немного времени, прежде чем очередная наивная девчушка прыгнет со скалы, вскроет себе вены, напьется снотворного. Сколько еще жертв потребует эгоистический солипсизм
[38] Стивена Хардинга?
«Эй, сестренка, все в порядке?»
Знакомый голос заставил меня резко выпрямиться.
«Коннор? Что ты тут делаешь?»
«Да вот, принес сдавать кое-какие книги. Слушай, ты совсем бледная!» – Озабоченные морщинки у него на лбу лишь подтвердили то, о чем я и так догадывалась: Кейт рассказала тете Дженнет о моем неустойчивом психическом состоянии, а та, в свою очередь, сочла нужным предупредить Коннора, чтобы он присматривал за нервной, эмоционально нестабильной двоюродной сестрой, которая каждую минуту готова забиться в истерике.
Я попыталась улыбнуться как можно убедительнее.
«Со мной все в порядке, должно быть это просто от голода. Я сегодня пропустила ланч, так что…»
«Тогда пойдем вон в то кафе, возьмем сливочный лимонад и чипсы. Я угощаю». – Он обнял меня за плечи и повлек прочь от библиотеки и ее мрачных тайн.
Несмотря на то что Коннор очень старался меня развлечь, я не могла выкинуть Стивена из головы. Его необходимо было остановить. И сделать это должна была именно я. Но как?.. Обратиться в полицию я не могла. Никаких конкретных доказательств у меня не было, а в ситуации «мое слово против его слова» копы скорее поверили бы ему, поскольку наше общество ценит показания двадцатилетних девиц не слишком высоко. Но если я буду бездействовать, еще одна девушка – быть может, та самая, которую я только что видела в библиотеке – может умереть. Я была единственной, кто знал о Стивене и Венди, о Стивене и его пристрастии к малолетним, следовательно, остановить его было моей обязанностью. И дело было уже не в том, чтобы отомстить за Венди – я должна была предотвратить очередную смерть.
Четыре месяца спустя я подала заявление в магистратуру Университета Нью-Йорка.
56
Элли
Похоже, рассказанная мною правда, которую невозможно было отрицать или опровергнуть, временно парализовала мыслительные способности Стивена. Он просто молча смотрел на меня – создатель на свое создание, ибо Стивен – совсем как доктор Франкенштейн – тоже создал чудовище, поместив страдающую человеческую душу в оболочку из плоти и костей и научив ее ненавидеть и мстить. Конечно, Стивен проделал это непреднамеренно, но, как и монстр из книги, я не просила, чтобы он меня создавал.
Впрочем, еще вопрос, кто из нас большее чудовище.
– И все это из-за того, чего на самом деле не было?
Я скалюсь в ответ.
– Что бы я ни говорил, ты мне все равно не поверишь, – вновь заводит Стивен свою старую песню. – Ну сама подумай, какие у тебя есть доказательства, кроме фантазий этой твоей несовершеннолетней подруги?
Я устало вздыхаю. Его ложь или его упорное запирательство, – а может, то и другое, – размывают мою решимость. Единственное, что меня поддерживает, это моя любовь к Венди. Она умерла и не может себя защитить, а значит, это должна сделать я. И я не разочарую ее, как он, не подведу, как другие взрослые, которые не заметили или проигнорировали тревожные признаки.
– Та нью-йоркская история… Ведь это было давно, много лет назад. Почему теперь?
– А помнишь, как я ждала тебя у Ричмондской подготовительной с банановым пудингом?
Его лицо отражает одновременно так много чувств и эмоций, что разобраться, что́ он думает на самом деле, довольно затруднительно. Сжав кулаки, он молчит, и я решаю сказать ему кое-что еще.
– Тогда я сказала тебе, что поссорилась с одним близким мне человеком, но на самом деле, пока я тебя ждала, я случайно подслушала разговор, который напомнил мне, зачем я все это делаю.
Двойные двери Ричмондской подготовительной резко распахнулись, словно были не в силах и дальше сдерживать толпу подростков и гул множества голосов, раздавшийся, как только отзвенел последний звонок. Толпа рассеялась не сразу, многие задержались на тротуаре перед школой, собираясь небольшими группами, чтобы напоследок сказать что-то важное друзьям, обменяться впечатлениями, пошутить и только потом отправиться домой. Юные голоса, смех, толкотня, взволнованные возгласы окружили меня со всех сторон, напомнив мне мои собственные школьные годы. Постепенно толпа редела, шум стихал, и в нем уже можно было различить отдельные фразы. Обрывок одной привлек мое внимание:
«…Но он намного меня старше».
«Вау, даже не верится! Ты заполучила мужчину. Настоящего взрослого мужчину, а не какого-то глупого мальчишку из компании этого задавалы Магуайра!»
