«С мужчиной все по-другому, – добавила незнакомая мне девушка, ободренная словами подруги – Все так… по-настоящему, если ты понимаешь, что я имею в виду. Глубже. Серьезнее. Иногда это напоминает катание на больших «русских горках» на Кони-Айленд, когда летишь вниз с са́мой верхотуры все быстрее и быстрее!..»
Я крепче сжала в руке тесемки пакета с пудингом. Это было мое новейшее оружие, с помощью которого я надеялась укрепить свои «отношения» со Стивеном.
«Если бы ты знала, как я тебе завидую! Как его зовут? Я никому не скажу!»
«Понимаешь, это… все это довольно сложно. Нельзя, чтобы кто-то узнал. Это секрет!»
От этих слов меня бросило в холод, и круживший под ногами зимний ветер был тут ни при чем. В моих мыслях Венди снова летела со скалы, но на этот раз она была не одна. Они все падали в пропасть одна за другой, как лемминги, – падали и погибали, потому что рядом не было никого, кто мог бы их остановить. И еще потому, что Стивен принимал все меры, чтобы изолировать очередную жертву, – так волки отделяют от стада детеныша, чтобы не оставить ему ни одного шанса. Много лет назад Венди пыталась дотянуться до меня по Ватсапу, но я не сумела ее поддержать – тогда я была слишком глупа, чтобы понять, о чем она просит. Хуже того, я ее почти не слушала, потому что чувствовала себя уязвленной и ужасно ревновала. Что ж, у меня появился шанс хотя бы частично исправить то давнее зло. Эту незнакомую девчонку я спасти сумею.
Я смотрю на Стивена.
– То, что я подслушала, едва не сокрушило меня. Больше всего мне хотелось вернуться домой, но разве ты отпустил бы меня? Не-ет, если профессору Хардингу чего-то хочется, он это получает, и точка! Чувства других людей его не интересуют. И я не ошиблась – ты потащил меня к себе…
Он пытается возразить, но время отговорок прошло.
– Когда мы занимались любовью, то мне пришлось зарыться лицом в подушку, чтобы ты не слышал моих рыданий. Ты дотаптывал, добивал меня, но тебе, конечно, это было невдомек. Ты хотел секса и не сомневался, что я хочу того же. Когда мне удалось вырваться и укрыться в ванной, я была на грани срыва, но ты, разумеется, не мог оставить меня в покое даже на пять минут!
Он глядит на огонь. Его руки, прихваченные клейкой лентой, расслабленно лежат на подлокотниках. Я не хочу говорить, что в тот день, когда я наконец оказалась дома, все мое тело онемело и ничего не чувствовало и что я выжила только потому, что всю ночь провалялась на полу в туалете, то и дело прикладываясь к бутылке водки, пока алкоголь не стер начисто все воспоминания, которые он испятнал своими словами, прикосновениями, самим своим присутствием в моей жизни. Бутылку я выпила целиком. Утром я проснулась с чудовищной головной болью, но моя решимость странным образом окрепла и сделалась несокрушимой.
– Ты наверняка считаешь себя долбаным сказочным рыцарем в сверкающих доспехах, который спасает прекрасных дев от чудовищ, но на самом деле ты – дракон, который пожирает их живьем.
На некоторое время в гостиной воцаряется тишина – тяжелая и холодная, как лежащий снаружи снег. Вот только в комнате сейчас опаснее, чем снаружи. Игры наши кончились, настала пора переходить к делам.
– Так что же ты выбираешь? – спрашиваю я, и мой голос разбивает ледяную стену, в которую превратилось наше молчание.
– Ты сумасшедшая, Элли, – немедленно отвечает он. – Я тебе уже сказал – я не сделал твоей Венди ничего плохого. Это факт, который останется фактом что бы ты ни говорила. Я пытался тебе это втолковать, но ты, похоже, не понимаешь обычного человеческого языка… Кстати, ты действительно считаешь, будто тебе удастся заставить меня покончить с собой?
Эти слова он произносит довольно-таки высокомерным тоном. Даже будучи привязанным к креслу, он по-прежнему считает себя сильнее и умнее… Высшим существом он себя считает.
На его вопрос я отвечать не тороплюсь. Слова я уже испробовала, и сейчас мне хочется, чтобы их отсутствие пробилось сквозь его бронированный череп, вбуравилось в мозг червем-паразитом, который не даст ему покоя, который будет сводить его с ума, пока шею не сведет судорогой, пока единственный возможный ответ не станет ему кристально ясен. Дав ему помариноваться, я говорю:
– Я оставлю тебя здесь, а сама возьму машину и поеду в ближайший город. – Я произношу каждое слово медленно, отчетливо, чтобы он сумел оценить стоящую за ними холодную решимость. – Там я обращусь в полицию. Я скажу, что ты заманил меня в этот дом якобы для того, чтобы провести со мной романтический уик-энд, хотя на самом деле ты думал только о том, чтобы со мной расправиться, потому что я проникла в твои замыслы.
– Тебе никто не поверит! – фыркает Стивен.
– Вот как? Интересно почему?..
– Разве ты забыла?.. Это же ты сняла на выходные этот дом. Одного этого достаточно, чтобы понять: ты сама все подстроила, а потом попыталась свалить вину на меня.
Его губы изгибаются в улыбке превосходства, но самоуверенность покидает его довольно быстро – в первую очередь потому, что мое лицо не выражает того шока, того потрясения, какое он ожидал на нем увидеть. Больше того, на его улыбку я отвечаю улыбкой, исполненной еще большего превосходства и уверенности. Моя улыбка и мое молчание очень быстро превращают его самообладание в пыль, которую я развею по ветру.
– Знаешь, в чем состоит главная проблема современного человека? – говорю я. – У него слишком много кредитных карточек, поэтому он часто не замечает, когда с одной из них исчезает некая сумма. В большинстве случаев такой человек думает, что он сам ее на что-то потратил и забыл. Вот тебе пример, Стивен: скажи, когда ты в последний раз сверял расходы по своей кредитке «МастерКард»?
Он предпочитает не отвечать, но это детская тактика, которая ничего не скрывает. Я читаю ответ по его стиснутым зубам, по его сжатым губам и вспыхнувшим щекам.
– Номер кредитки, заполненный онлайн бланк заказа и электронный адрес – вот и все, что потребовалось, чтобы ты арендовал этот дом на уик-энд. Кстати, хозяйка миссис Уинслоу считает, что твоя просьба убрать отсюда обычный телефон, чтобы нас никто не беспокоил, была весьма, гм-м… романтичной.
Стивен продолжает молчать. Молчание понемногу обретает материальность, твердеет, запирая его внутри как в раковине. Он знает, что я права. Знает, что проиграл. И он наконец-то начинает принимать меня всерьез. В его глазах вспыхивает еще более сильная ненависть. Его намерения написаны на его окаменевшем лице: он отчаянно хочет причинить мне боль. Сильную боль. К счастью, я уже не маленькая глупая девочка, которая играет в игру, правил которой не знает.
Я – Франкенштейн, он – мое чудовище.
– Так вот, – продолжаю я, – я сделаю официальное заявление и приложу к нему доказательства: фотографии, электронные письма, СМС-сообщения и дневник Венди. А еще я расскажу, как ты себя вел. Полицейские наверняка сфотографируют мою рассеченную губу и синяки у меня на запястьях и бедрах, которые ты оставил мне вчера. Ну а потом я поеду в Ричмондскую подготовительную и поговорю с ее директором, с деканом Барнард-колледжа, напишу в департамент образования и свяжусь с администрацией Колумбийского университета.
