Церемониймейстеры разошлись по сторонам, и в центре сцены оказались Император Менати, его супруга дама Аннит и трое их детей. В поразительной тишине, окутавшей огромную залу, слышался стрекот камер в автопарящих кабинках ГГ.
Император, дама Аннит и дети, два принца и принцесса, были одеты в белое — облеганы и накидки; впечатление строгой сдержанности усиливалось полным отсутствием декоративных локонов, макияжа, перламутра и аксессуаров. Менати показался даже более распухшим, чем обычно (множеству женщин страстно захотелось, чтобы было покончено с этим мужчиной, чей неуклюжий натиск им довелось вынести), дама Аннит — даже более сухопарой, чем постоянно (кое-кто из мужчин сохранил болезненные воспоминания об ее выступающих костях), дети столь же бесцветными, как и всегда (капризные, злые, прожорливые и тупые уроды, по мнению сменявших друг друга на этой службе гувернанток).
Император Менати распростер руки, чтобы потребовать молчания, которое и так уже было в его распоряжении, доказывая, что его разум частично утратил силы. Из крошечных динамиков, которые сидящие в ложах пододвинули ближе к ушам, раздался его грассирующий голос:
— Сегодня я в последний раз приветствую вас в этом дворце. Не то чтобы этому великолепному зданию было суждено разрушиться, но моему правлению после этого приема настанет конец. Необъяснимое исчезновение скаитов Гипонероса представляет ужасную опасность для империи Ангов и знаменует собой полное поражение семьи Анг.
Грубая искренность императора удивила придворных, поднявших подхалимство до уровня искусства (также именуемого автопсихозащитой или ментальным контролем).
— Я принимаю на себя ответственность за этот провал. Но будьте уверены, я не стану цепляться за эту власть, от которой некоторые, кажется, спешат меня отторгнуть. И я официально вам обещаю, что Анги никогда больше не будут вмешиваться в дела Сиракузы. Мой брат Ранти и двое его сыновей мертвы. Его дочь Ксафит, которая жила в провинции Ма-Джахи, откуда была родом ее мать, дама Сибрит, казнена несколько минут назад.
По собранию прокатился неприязненной волной ропот, и затих у подножия эстрады.
— Итак, два моих сына, моя дочь и я — мы последние четверо представителей рода Ангов.
С этими словами он вытащил из кармана своей накидки блестящий металлический предмет. Зрители в первых рядах с ужасом узнали характерную форму волнобоя. Император нацелил ствол в висок своему первому сыну, без колебаний нажал на спусковой крючок и раздробил ему череп. Куски мозга мальчика забрызгали белую накидку его отца, и крохотное тельце мешком упало на паркет.
Госпожа Аннит казалась совершенно безразличной к ужасному преступлению, которое только что произошло у нее на глазах. Она отреагировала не сильнее, когда ее августейший супруг казнил ее второго сына, а затем дочь. Ни у окаменевших церемониймейстеров, ни у гвардейцев, ни у священнослужителей в первых рядах не хватило ни времени, ни рефлексов, ни воли вмешаться, чтобы предотвратить эту бойню.
Затем Император Менати убил свою жену, пустив ей волну в сердце, а после, измазанный кровью и раскрошенной плотью родных, он подошел к краю эстрады и надолго вперился в стену из лож над собой.
— Я последний из Ангов! — вызывающе прокричал он. — Последний из Ангов, слышите вы? Прости, Сибрит…
Он сунул дуло оружия в рот. Кости его черепа подбросило до уровня лож четвертого яруса.
Глава 20
Маркитоль мертв,
И пошел он к черту,
Хыр III мертв,
И пошел он к черту,
Скаиты мертвы,
И пошли они к черту.
Маркитоль мертв,
Он убил Двадцать четвертого,
Хыр III мертв,
Он убил свою жену,
Скаиты мертвы,
Они убили рыцарей.
Маркитоль мертв,
И Крейц вместе с ним,
Хыр III мертв,
И Империя вместе с ним,
Скаиты мертвы,
И страх вместе с ними.
Популярная сиракузская песенка, записал известный собиратель Жиль Саэрва
— Вы знаете, куда ведет этот проход? — спросил У Паньли.
Фрасист Богх медленно покачал головой. Выйдя наощупь из мастерской, они пошли чередой галерей, которые завели их в настоящий лабиринт. Глубокая тьма, царившая в подвале епископского дворца, затрудняла ориентирование, превратила его в блуждание наугад. Тьму время от времени рассекали далекие молнии и тогда продолжительный грохот нарушал тишину, показывая, что между осгоритами и имперскими войсками продолжаются ожесточенные бои.
Они решили обследовать дворец в поисках деремата, который мог бы перенести их на Мать-Землю. Фрасист Богх по примеру бывшего рыцаря надел комбинезон наемника-притива и, несмотря на гадливость, спрятал лицо под белой маской. Когда слизистые и кровящие обрубки трансплантата коснулись его висков, щек и, что самое ужасное, губ, его потянуло на тошноту. Отвратительный запах начавшей разлагаться плоти только усилил дурноту. У Паньли помог ему прикрепить маску, оторвав полоски ткани и завязав их за воротником. Они экипировались парой взятых с трупов волнобоев каждый, и отважились покинуть мастерскую. Пока что они еще не встретились ни с одним бойцом — ни с другом, ни с врагом, — и продолжали продвигаться наудачу через темные галереи.
— Так вы собственного дворца не знаете? — раздраженно спросил У Паньли.
— В этом здании такие запутанные подвалы, что сотни лет не хватило бы, чтобы в них разобраться!
— Ваши слова слабо обнадеживают: мы можем ходить по кругу часами и днями…
— У нас нет выбора кроме как положиться на Крейца. Стих из Книги Благодати гласит: Когда ты блуждаешь в темноте, вознеси свои молитвы к Крейцу, и он пошлет путь света тебе под ноги…
— Иногда вы говорите, словно има абраззов!
Сказав это, он подумал о Катьяж, и его охватило жгучее желание обнять ее.
— Как кто?
— Провидица из гор Абразз с Шестого Кольца…
— Чем вы занимались на Шестом кольце?
У Паньли немного поколебался, прежде чем ответить:
— Торговлей детьми. Наша сеть была основным поставщиком для кардиналов из вашей Церкви.
— Занятие, мало соответствующее идеалам абсуратского рыцарства…
— Кардиналы сами вряд ли соответствовали заветам Крейца!
— Но все же дети… невинные…
— Может статься, действительно ни в чем не повинных детей ловчие сети наших наводчиков миновали вовсе, — сказал У Паньли.
Фрасист Богх метнул на него взгляд, в котором гнев боролся с недоверием.
