< Для нас игра словами стала бы ирратипным поведением, заслуживающим растворения.>
*
Тиксу прекратил шататься среди информационных сооружений и сосредоточился на поиске закрытой памяти Гипонероса. Пока что другого средства повлиять на ход событий у него не было: Гипонероархат приостановил импульсы обратной структуризации, мешая ему ускользнуть в материальной оболочке и отправиться на Сиракузу, чтобы предупредить Шари о ловушке, которую ему расставил сенешаль Гаркот.
Он покопался между конструкциями из данных и обнаружил в кварталах, образованных зонами раздела файлов, коридоры, в которые было невозможно пробиться. Несколько раз он натыкался на настоящую стену пустоты. Как бы он ни напирал, как бы ни пытался всячески преодолеть препятствие, ему не удавалось проникнуть в эти туннели, что, несомненно, вели к скрытой памяти.
Тиксу изменил свою стратегию: он утвердился перед входом в один из коридоров и призвал все свои ментальные ресурсы, собственную скрытую память, чтобы попытаться найти способ пробраться в таинственный проект спор-властителей.
Мало-помалу он терял осознание себя как человеческого существа. Он стал не более чем чистым разумом, набором данных против других наборов данных, последовательностью вероятностей, переадресацией среди открытых либо закрытых ветвлений. Только антра, вибрировавшая приглушенно в недрах его сути, не позволяла ему окончательно слиться с механизмами Гипонероса. Глубокая тишина погребальным саваном укутала матричную жидкость чанов.
Глава 10
ЛУНА РОК (или Красная Луна Рок): имя, данное Розовому Рубину (одной из двух звезд системы Сиракузы) жителями Осгора, самого большого из пяти сиракузских спутников. Согласно недавним историческим исследованиям, это название также могло принадлежать подпольной сети осгоритов, на которую опирались муффии Барофили Двадцать четвертый и Двадцать пятый в борьбе с влиянием скаитов Гипонероса, придворных, кардиналов и викариев. Однако неизвестно, как члены этой организации избегали ментального досмотра и как общались друг с другом — с тем, чтобы их разговоры не перехватывались волновыми детекторами. Существует мнение, что юный Спергус Сибар, осгорит и официальный любовник сеньера Ранти Анга, был приговорен к пыткам на огненном кресте в 8169 году календаря Нафлина по подозрению в принадлежности к этой сети.
«История великой империи Ангов», Униментальная Энциклопедия
После смерти брата Жавео Мутевы Барофиль Двадцать пятый затворился в своих покоях в епископском дворце. Он оставлял их лишь для того, чтобы проникать ему одному известными проходами в секретную библиотеку, куда перебрался на постоянное проживание Мальтус Хактар, главный садовник. Муффий уже не руководил богослужениями в главном храме — будь то первая заутреня, первая или вторая вечерня. Повседневные дела он поручил своим секретарям и только вел приемы — не больше двух-трех часов в день — в большом кабинете, примыкающем к его покоям.
Любой из кандидатов на аудиенцию у понтифика, прежде чем попасть в святая святых, подвергался бесчисленным обыскам: после досконального обследования под увеличительным стеклом морфопсихологов его насквозь просвечивали лучами, затем предлагали раздеться в переходном тамбуре, где земляки шеф-садовника, осгориты, устраивали ему методичный и унизительный личный досмотр. Они бесцеремонно тыкали микрозондами во все естественные отверстия несчастного посетителя — в задний проход, мочеиспускательный канал, женское влагалище, рот, горло, ноздри, слуховые проходы, в пупок. Муффий отправил прочь всех своих церковных прислужников, послушников, экзархов, кардиналов, и заменил их осгоритами, вербовку которых доверил главному садовнику. Эти последние обладали тем преимуществом, что, как и сам он, были чужаками-паритолями и питали яростную ненависть к сиракузянам — заносчивым колонизаторам, которые превратили свой спутник в гигантскую промышленную свалку. Являя фанатичную лояльность и преданность Маркитолю, они постарались превратить путь сиракузян — придворных грандов или кардиналов, — которые отважились войти в епископский дворец, в суровое испытание. Горе безрассудному или безрассудной, которых они уличали в заговоре! Горе тому или той, в теле которых они обнаруживали микробомбу с таймером, капсулу с ядом, световой кинжал или любое другое, хоть более, хоть менее изощренное оружие! Виновных бесцеремонно волокли в темницу, где после жестоких побоев они представали перед чрезвычайным трибуналом, приговаривались к смертной казни и без промедления казнились.
Удаление служек из епископского дворца и толки об этих скоропалительных казнях наделали большого шума при дворе и среди венисийского населения. К Его Святейшеству Муффию обратилось за официальной аудиенцией посольство, состоявшее из представителей знатных семей, кардиналов и делегатов от профессиональных гильдий — инициатива, о которой они горько пожалели, проходя под игом осгоритов. Им пришлось оставить своих мыслехранителей у входа в башню, и послы дрожали от ярости; но все же они сохранили свой (порядком потрепанный) ментальный контроль, который не дал им окончательно потерять лица, пока делегация добиралась до кабинета Барофиля Двадцать пятого. И там, когда они уже решили, что измывательства подошли к концу, они подверглись второму оскорблению: на протяжении всего приема они оставались под прицелом оружия телохранителей верховного понтифика. Послам объяснили, что охрана опасается внедренных автономных программ убийства, и будет стрелять при любом подозрительном движении с их стороны. Неловко поклонившись Маркитолю, они поняли, что перенесли унизительное обращение впустую: их августейший собеседник слушал их рассеянно, и невидяще смотрел сквозь них, как через прозрачных. Сборище посетителей явственно утомляло его — слабоватый ментальный контроль хозяина не оставлял в этом никаких сомнений.
Только к концу приема муффий, казалось, заметил их присутствие и оживился:
— Мессиры кардиналы, а не преступаете ли вы одного из фундаментальных догматов церкви?
Прелаты в делегации незаметно напряглись, осознав, что, придя в самое сердце Башни муффиев, они рискнули ступить на враждебную территорию и что теперь нет ни единой преграды, что защитила бы их от неблагосклонности понтифика.
— Не сомневаетесь ли вы в непогрешимости верховного представителя Крейца в сих дольних мирах?
Лица онемевших визави, страшно побледневшие под слоем пудры и двумя обязательными локонами, явно развлекали муффия.
— Вы настойчиво оспариваете назначенные нами трибуналы и приговоры лицам, проникших в наши апартаменты с целью убить нас? Вы что, поощряете свою паству покушаться на Пастыря церкви Крейца?
— Дело не в этом, Ваше Святейшество, — пробормотал кардинал де Мишо, глава дворцовой службы по связям с общественностью и голографическим публикациям. — Венисийское население воспринимает эти приговоры и казни без надлежащего судебного разбирательства как отказ в правосудии. В законах говорится, что любой обвиняемый имеет право на публичную защиту.
— Мы не припоминаем, чтобы вы проявили такое же сострадание к даме Сибрит, кардинал де Мишо, — поддел его муффий. — Вы даже были среди самых яростных ее обвинителей.
