— Пришло время свергнуть Ангов, могильщиков нашей цивилизации, и их проклятых любимчиков с Гипонероса! — провозгласила Мия-Ит, старшая сестра; ее решительный, резкий голос плохо вязался с мраморной бесстрастностью черт.
— Анги узурпировали власть после Артибанических войн, — добавил Гюнтри, брат чуть помладше ее. — Микели Анг, первый из правителей современной эпохи, попросту убил Артибануса Сен-Нойла — героя аристократии, победителя Планетарного комитета.
— Именно Анги, и сеньер Аргетти в особенности, потакали засилью скаитов Гипонероса, — добавил Зерни, младший из троих. — Это Анги изгнали Шри Митсу, они разрушили Конфедерацию Нафлина, это Анги уничтожили Орден абсуратов…
Жек заметил, что у Шари начали слегка подергиваться веки и губы. В последовавшие долгие часы из горящего в лихорадке махди дело вылетали отрывистые бессвязные фразы. По указанию личного врача Мии-Ит де Марс слуги сняли с него одежду и покрыли тело влажными от эфирных масел компрессами, которые они регулярно меняли. Де Марсы удалились на отдых, чтобы нанести небольшой визит тиранам от микростазии! — как проболтался один из слуг.
Состояние Шари так встревожило Жека, что он не мог заснуть. Взгляд анжорца, сидящего на гравибанкетке, не отрывался от потного и измученного лица махди; он неустанно караулил малейшие признаки улучшения, малейший проблеск прояснения, которая дал бы ему лучик надежды. Он отказывался верить, что его товарищ, его учитель — человек, пробивший пути к индисским анналам, человек, чью мать пытали священники его народа, человек, которого судьба разлучила с сыном и любимой женщиной, — позволил бы смерти унести себя, прежде чем он выполнит свою задачу.
Текли бесконечные часы, заполненные стонами и вздохами Шари. Через большой эркер в комнату проникли лучи первой зари, залили розовым золотом стойки балдахина из плетеного опталия, ковры с изменчивым узором, микросферы и водяные портьеры, по которым бесшумно скользили рыбы, волнообразно изгибая прозрачные плавники. Жек отмахнулся от подноса с едой, поданного ему слугой, а затем, сраженный усталостью, заснул.
Из сна его безжалостно вырвало появление троих де Марсов с доктором. В свете дня, более резком, чем слабые лучи от парящих шаров, они казались намного старше, чем накануне. Сказывалось и то, что они не уделили времени на макияж, чтобы скрыть глубокие морщины, прорезавшие их лбы, виски и щеки. Сморщившийся и плохо сидящий капюшон Мии-Ит обнажил седые корни ее голубых волос.
Они подошли к балдахину, и тут Жек встретился взглядом с Шари, прислонившимся к драгоценному изголовью кровати. К его глазам, все еще лихорадочно поблескивающим, уже вернулась выразительность. Обрадовавшись, анжорец спрыгнул с банкетки, в два прыжка подскочил к кровати и бросился в объятия слабо улыбнувшегося махди. Такой эмоциональный всплеск покоробил Марсов, чей кодекс ментального контроля, один из самых прославленных на Сиракузе, строго воспрещал любые проявления эмоций. Марсы пользовались репутацией своей системы автопсихозащиты в коммерческих целях. Родовитость не ограждала от непредвиденных материальных затруднений, тем более что Марсы категорически отказывались выпрашивать пребенды от узурпаторов Ангов, и потому дорого брали за уроки манер и мастерства автопсихозащиты с мелкого дворянства или богатых буржуа, собирающихся войти в аристократические круги.
Жек, которому подобные соображения были безразличны, надолго прижался к горячему телу махди. Он то и дело забывал, что входит в пору взросления, и все еще нуждался в том, чтобы его одаривали лаской — той лаской, на которую так скупились па и ма Ат-Скины.
— Мы сможем помочь вам добыть два последних кода, — сказала Мия-Ит.
— Каким образом? — осведомился Шари.
Он только что покончил с едой и поставил поднос обратно на тумбочку. Потом Шари надел белый облеган, который подал ему слуга. С помощью антры он частично восстановил свои силы, и к его лицу вернулся обычный медный цвет. Сквозь эркер лился дневной свет. Жек поглядывал, как павлин с хохолком кружится по траве цвета фуксий. Лучи Розового Рубина красили багровым листья и просвечивающие плоды пальмин. Подвижные лиловые макушки арбориволей, парящих деревец, сцепленных с землей прозрачными лианами, покачивались под нежным ветерком.
— У нас есть надежные люди среди имперской пурпурной гвардии.
— Кодосферы ежедневно перемещаются…
— Нам тоже сообщают об этих перемещениях. Мы снабдим наших людей фальшивыми кодосферами, у них не должно возникнуть проблем с подменой.
— Вы забываете о криолучах — они срабатывают при малейшем смещении сфер…
Мия-Ит обернулась к своим братьям, стоявшим немного поодаль, и ее тонкие губы едва уловимо растянулись — это, пожалуй, считалось улыбкой. Два ее обязательных локона изящно завивались вокруг светящейся водяной короны, как велось в большинстве великих семей (Марсы оставались сторонниками двух локонов и модные веяния на три и даже четыре локона, которые кое-кто хотел бы навязать двору, считали за оскорбление). Ее морщины и прочие отметины, оставленные необузданным потреблением микростазиса, исчезли под слоем белой пудры, сверху красовалась мушка в уголке рта, который в свою очередь был покрыт красным перламутром. Темно-зеленый плащ подчеркивал переливы бежевого цвета ее облегана.
— К тому же у нас есть несколько верных союзников в группах технического обслуживания. Они нейтрализуют автоматические криогенераторы на две-три секунды, пока продлится замена. Затем наша сеть позаботится о доставке кодов сюда, и вам останется только силой мысли перенестись в епископский дворец.
— У вас остается мало времени, — сказал Гюнтри. — Штурм ожидается во вторых сумерках…
— Штурм?
— Кардиналы и викариат при поддержке двора готовятся силой сместить Маркитоля. Батальон полицейских, пурпурных гвардейцев и наемников-притивов уже выдвинулся к тайным ходам епископского дворца.
— Кто такой Маркитоль? — спросил Жек.
Гюнтри вздохнул — едва заметно, но для человека с таким уровня самоконтроля вздох наверняка означал верх раздражения.
— Нынешний муффий церкви, молодой кардинал с Маркината, узурпировавший престол понтификов.
— Я думал, муффия избрали на конклаве кардиналы, — заметил Шари.
— По словам наших информаторов, викариат сфальсифицировал бюллетени. Сегодня евнухи об этом жалеют, но мы полагаем, что ими манипулировал предыдущий муффий Барофиль Двадцать Четвертый.
— Какие мотивы движут кардиналами, что они хотят свергнуть главу Церкви? Разве его не защищает догмат непогрешимости?
Вопрос, вероятно, показался Марсам несуразным, они переглянулись и выразили неодобрение, чуть вздернув верхнюю губу.
— Догматы — для простонародья, — сказала Мия-Ит.
— Непогрешимость — это не божественный закон, сударь, — добавил Гюнтри, — а политическое правило.
— И обвинение Маркитоля — настолько же политическое решение, — дополнил Зерни.
