Шари обнаружил, что холодные дергающиеся щупальца от его мозга убрались, и подметил в полутьме капюшона энергичные пламенеющие проблески. Интуиция подсказывала, что скаит о чем-то догадался, что он искусственно затягивает беседу с придворным, чтобы выиграть время и подготовить ответный ход. Судорожная давка мотала махди, как корабль в самом центре звездной бури.
Шари решил, что прождал уже слишком долго. Украдкой вытирая ладони о ткань облегана, он мысленно проиграл последовательность движений, которые ему предстояло повторить. В голове у него мелькнули образы Оники и Тау Фраима, и его решимость окрепла. Он призвал антру и подготовился дематериализоваться при малейшей тревоге. У Шари появилось отчетливейшее ощущение, словно он раздваивается, покидает собственное тело и глядит на себя со стороны. Поблекли все окружающие его звуки, формы и цвета, словно он полностью отделялся от мира.
Махди толкнул плечом сьера д’Ариоста с такой силой, что придворный потерял равновесие, рухнул на своих ближайших соседей и увлек их за собой на пол. Затем, сделав небольшой шаг в сторону, Шари оказался перед скаитом и ухватил капюшон его бурнуса за низ.
*
Здание сотрясла еще одна серия взрывов. На пьедесталы криоконсервации посыпалась густая едкая пыль. Бои разгорелись сразу в нескольких местах епископского дворца, и, судя по все более близкому треску, по все более едким запахам, разносящимся по наполнившейся углеродными газами атмосфере, имперские силы, с их превосходством в численности и вооружении, взламывали одну за другой всевозможные линии обороны, подготовленные осгоритами «Луны Рок».
— Чего вы еще ждете, Ваше Святейшество? — завопил Адаман Муралл. — Волнобойного луча в сердце? Пока полицейские вас арестуют и доставят в чрезвычайный трибунал?
Влажная пудра на его лице смешалась с пылью и превратилась в грязную густую маску.
— Я не часто бываю заодно с этим грязным кастратишкой, но должен признать, что тут он прав! — вмешался Мальтус Хактар. — Коридоры, ведущие к мастерским, могут в любой момент попасть в руки нападающих.
— Еще раз назовете меня кастратом, господин садовник, и я вам самому мошонку оторву! — взорвался экзарх.
Двое мужчин скрестили взгляды, злобно поедая глазами друг друга сквозь вихри пыли. Ярость взрывов задула сенсорные светошары, и жалкий рассеянный свет, все еще падающий от настенных бра, не мог рассеять мрака.
Муффий вклинился между экзархом и главным садовником и поочередно строго взглянул на них.
— Сейчас не время терять самообладание! Вы подаете очень скверный пример нашему юному другу. Уходите немедленно, если хотите, но сделайте это с достоинством!
На Жека, прислонившегося к саркофагу Йелли, и на самого напал неимоверный ужас, но он прилагал сверхчеловеческие усилия, чтобы этого не показать. От непрерывных взрывов, грохота оружия, воплей и явных признаков продвижения вражеских армий по дворцовым галереям, вместе с отсутствием Шари и чувством собственной беспомощности над замороженным телом Йелли, отчаяние и страх все росли.
— Я не останусь в этом бедламе ни на секунду! — прорычал Адаман Муралл. — Дерематы в ремонтной мастерской уже запрограммированы, так?
— Все, что вам нужно сделать — это закрыть дверцу и нажать кнопку переноса, Адаман, — подтвердил муффий. — Встретимся в условленном месте.
Экзарх решительно направился к выходу. Стены и потолок затряслись долгой дрожью от продолжительного взрыва, похожего на гром в грозу. Через щель в дверном проеме хлынул поток пыли. Адаман Муралл обернулся и уставился на Барофиля Двадцать пятого полу-насмешливым, полу-извиняющимся взглядом. Жек решил, что экзарх определенно похож на горгулий с анжорских храмов религии H-прим.
— Если хотите снова увидеться со мной, Ваше Святейшество, вам нужно следовать за мной…
Он закутался в накидку и вышел. Звук его шагов быстро потерялся за стаккато волнобоев и криками бойцов.
— Вы можете присоединиться к нему, Мальтус. Вам не обязательно оставаться со мной.
Бледная улыбка озарила суровое лицо шеф-садовника. Он поднял руку над головой и ткнул указательным пальцем в потолок:
— А Двадцать четвертый, Ваше Святейшество, с ним что поделать? Он приглядывает за мной сверху, и мне как-то не хочется, чтобы он надрал мне задницу, когда я ступлю через порог вечности.
— Вы были очень привязаны к моему предшественнику, верно?
Черные глаза осгорита затуманились от чувств:
— Он, хоть и церковник, был мне как отец, Ваше Святейшество…
Жек уперся лбом в стекло саркофага и уставился на невозмутимое лицо Йелль, тускло освещенное падающими искоса лучиками настенного бра. Махди советовал ему сохранять уверенность, а сам еще не появлялся, и только взгляд на девочку не давал анжорцу окончательно утратить надежду.
Глава 14
Легенда о джулианском кориндоне
Вдова Йевута жила в деревне, в горах Крейш спутника Джулиус. Случилось так, что ее сын, Илмеш, тяжко заболел, и оттого что у нее не было ни земли, ни денег, деревенский целитель отказался его лечить. В отчаянии она взяла сына на руки, шла семь дней и семь ночей в сторону, где восходит первое солнце, и поднялась на гору Чудес, где в стародавних легендах жили боги и богини. Она не нашла ни богов, ни богинь, а только старуху, собирающую цветы по обочинам тропы. Йевута спросила ее — где боги, которые смогут исцелить ее сына, Илмеша. Старуха ответила, что единственные известные ей боги обитают в далекой забытой стране: «Чтобы добраться до нее, нужны века и века. А дорогу, ведущую в страну богов, так трудно найти, что многие сбиваются с пути и скитаются по чудовищным безднам…»
Тогда Йевута села на камень, положила пред собой горящее в лихорадке тело сына и взмолилась богам, чтобы они указали ей путь. Она умоляла их с такой горячностью, что из ее сердца вырвался синий лучик. Она снова подняла сына и шла еще три дня и три ночи, следуя за указкой этого луча. Так подошла она к темной пещере, вошла и поняла, что синий луч уже исходит не из ее сердца, а из камня, вделанного в скалу. Два дня и две ночи она держала тело своего сына Илмеша в небесном сиянии камня, и случилось так, что он исцелился. Восторженная Йевута упала на колени и возблагодарила богов. И тогда в пещеру вошла старуха и сказала:
— Лучше всего можно отблагодарить тех, кто сделал тебе этот бесценный дар, если забрать этот камень с собой и исцелять всех больных, которые придут к тебе и искренне пожелают исцелиться.
С этим старуха исчезла так же таинственно, как и появилась. Тогда до Йевуты дошло, что она столкнулась с богиней, прикинувшейся смертной. Ей потребовалось еще три дня, чтобы вынуть самоцвет из каменной оправы. Она помогала себе каменными осколками, валявшимися на полу, и разодрала пальцы в кровь. Когда Йевута вернулась в деревню со своим драгоценным трофеем, люди увидели, что Илмеш снова здоров, и столпились вокруг нее, чтобы исцелили и их. Она коснулась их лбов камнем, и их недуги, большие или малые, пропали. Слава о ней вскоре разошлась по окрестным деревням, затем по всей стране, и люди приезжали к ней со всего мира.
