Все здесь было новеньким и сияющим, пахло свежим ремонтом. Если память мне не изменяет, этот жилой комплекс только недавно появился на рынке недвижимости. Стелла подала заявку на оформление внутреннего дизайна, но они наняли какую-то нью-йоркскую фирму. И если судить по фойе, отделанному дорогим деревом и мрамором, с элегантной сдержанной современной мебелью, чью строгость оживляли яркие цвета обивки и драпировок, наши конкуренты поработали на славу. Подобная эстетика современного уюта пользуется бесспорной коммерческой привлекательностью.
Мысли об интерьере здания отвлекли меня от главной цели визита — предложить Калебу спать только друг с другом (по-дружески, конечно) — ровно на тридцать секунд, пока поднимался лифт.
Бабочки в животе запорхали с удвоенной силой, когда лифт плавно остановился на шестнадцатом этаже. Раздался негромкий сигнал, и двери бесшумно разъехались, открыв перспективу ярко освещенного, просторного коридора с сияющей белой плиткой на полу и нежно-голубыми стенами. Мои каблуки слишком громко стучали по плитке, пока я шла по коридору, отыскивая нужную дверь, поэтому я очень обрадовалась, когда в середине коридора слева увидела синюю дверь с двумя медными цифрами и буквой. Это была квартира Калеба. И входная дверь была приоткрыта — для меня.
Я постучала и вошла, сгорая от любопытства. Слева от меня была кухня с барной стойкой, шкафами из темного ореха и мраморными столешницами. Ореховое напольное покрытие было как на кухне, так и в соединенной с ней гостиной. С моего места — на перекрестке между прихожей и кухней — мне был виден огромный серый угловой диван и журнальный столик. Но что действительно привлекало внимание, так это огромные окна от пола до потолка на торцевой стене. Одно из окон было дверью на балкон, откуда можно было любоваться видом на Бостонскую бухту. А прямо под балконом плескалась вода.
Очень красиво.
Справа от меня была закрытая дверь, а чуть подальше слева — еще одна закрытая дверь.
Калеба не было.
— Эй, есть кто живой? — позвала я. — Калеб?
Через две секунды дверь подальше открылась, и оттуда вышел хмурый Калеб. Я предположила, что это была его спальня, потому что, кроме старых джинсов, на нем ничего не было.
— Ты с ним трахнулась? — хрипло спросил он, угрожающе надвигаясь на меня.
Нормальное приветствие.
Я отступила назад, натолкнулась спиной на дверь, и она автоматически захлопнулась.
То, что он так легко наводил на меня робость, разозлило меня. С каменным лицом я оттолкнулась от двери и решительной походкой прошла мимо него в комнату, обойдя его по большому радиусу. Я чувствовала его взгляд, прожигающий мне спину. В гостиной напротив дивана висел на стене большой телевизор с плоским экраном. В соседней стене была еще одна дверь. А противоположная стена — та самая, где была дверь, ведущая (предположительно!) в его спальню, — была увешана модными плавающими полками
[42]. И в основном они были плотно заставлены книгами. Вот так сюрприз.
Игнорируя его бурлящую ярость, я подошла к окну и полюбовалась дивным видом на водную гладь. Потом изучила содержимое книжных полок: хм, этот мужчина любит читать. И предпочитает, судя по всему, детективы, триллеры, классическую и современную научную фантастику.
— Хорошая квартира, — сказала я наконец, поворачиваясь к нему.
Он стоял посреди комнаты и смотрел на меня тяжелым взглядом. Его слова эхом звучали в моей голове: «Ты с ним трахнулась?»
А тебе какое дело?
Я глубоко вздохнула:
— Я не спала с Лео. Мы даже не виделись. Я позвонила ему сразу, как ты ушел, и отменила встречу. К твоему сведению, ты неандерталец.
Гнев в его глазах сразу погас, и он изобразил на лице нейтральное выражение… но недостаточно быстро. Пусть и на долю секунды, но я увидела в его глазах то, что одновременно испугало и взволновало меня.
Я увидела облегчение.
Более того, теперь я достаточно хорошо знала Калеба: он надевал на себя эту маску безразличия, только когда не хотел показывать, что на самом деле творится в его душе.
— Я не хочу спать с другими мужчинами. Я бы хотела, чтобы наши отношения, какими бы они ни были, касались только тебя и меня.
Он не сказал ни слова.
Но это было и не нужно.
В следующую секунду он резко развернул меня, перегнул через подлокотник дивана лицом вниз и, нашарив молнию на джинсах, одним движением спустил мои джинсы вместе с трусиками до колен, обнажив ягодицы. Я вскрикнула от мощнейшей волны возбуждения, резанувшего живот. Я и подумать не могла, что это меня так заведет.
— Калеб!.. — я прохрипела его имя голосом, который сама не узнала. Сердце колотилось как бешеное, дыхание рвалось из груди возбужденно-испуганными вскриками.
Я попыталась выпрямиться, но он придавил меня всей своей тяжестью, и я беспомощно цеплялась за спинку дивана, чтобы найти равновесие. Звук расстегивающейся молнии его джинсов заставил меня застонать от нетерпения, затем одной рукой он схватил мои волосы в кулак, а другой мял мои ягодицы.
Он дразняще провел пальцами по самым интимным изгибам моего тела, и мое возбуждение достигло крайней точки, невзирая на тревожные предчувствия.
— Я чист.
Я была как в тумане, однако поняла, что это значит, и смущенно кивнула.
Он вошел в меня так резко, что я вскрикнула. Но постепенно, несмотря на его ускоряющийся темп, меня стало охватывать какое-то холодное чувство, которое остудило мой жар. Дело было не в том, что мы занимались сексом без презерватива. Было что-то неправильное в том, что я не видела его лица, а он не видел мое. Как будто он мстил мне за боль ревности, которую испытал. Как будто хотел показать, что я для него только тело.
Желание исчезло без следа, я еле сдерживала слезы.
Меня не должно было бы, наверно, удивлять, что Калеб почувствовал во мне перемену настроения, но удивило. Большинство парней, как я слышала, слишком ослеплены удовлетворением собственных желаний, чтобы что-либо замечать. Но Калеб так чувствовал меня, что безошибочно определил момент, когда я перестала получать удовольствие. Он вышел из меня полностью, выпустил мои волосы и положил обе руки на бедра.
— Эва?
Я помотала головой, опасаясь, что если открою рот, то расплачусь.
— Черт, — выругался он. — Эва, что случилось?
Поскольку я продолжала молчать, он снова вполголоса выругался, и я услышала звук застегиваемой молнии джинсов. Потом Калеб зачем-то наклонился и снял с меня сначала туфли, а потом джинсы с трусиками.
Я оглянулась через плечо, чтобы возразить, но слова не понадобились, потому что он выпрямился и подхватил меня на руки. Я обняла его за шею, но не могла заставить себя взглянуть ему в лицо, хоть и чувствовала, что он на меня смотрит. Он внес меня в свою спальню, где тоже были огромные окна и балкон.
