— Калеб… — прошептала я.
Он бережно уложил меня на кровать, но никуда не ушел. Наоборот, лег на меня сверху, раздвинув коленом мои ноги и опираясь на локти, как бы заключив в объятия, и вопросительно уставился на меня. Этот внимательный напряженный взгляд заставил меня затаить дыхание.
— Что сейчас случилось? Это из-за того, что я не надел презерватив? Но ты принимаешь таблетки, разве нет? Я видел.
Я хотела быть с ним честной, но все же постаралась, чтобы он не услышал в моем голосе обиду и боль:
— Нет. То есть да, принимаю таблетки, но дело не в них и не в презервативе. Просто это… было слишком похоже на секс между незнакомцами.
Он непонимающе сдвинул брови:
— Объясни.
— Я не хотела вдаваться в подробности того, почему ты не хочешь, чтобы я спала с Лео. Не хочешь — и точка. Не любишь делиться — хорошо. Договорились. Я тоже не люблю делиться, поэтому и порвала с Лео. Но… — усилием воли я отогнала подступающие слезы, чтобы он не увидел, какую власть имеет над моими эмоциями. — Вот это… сейчас… было как-то неправильно. Как будто ты что-то доказываешь. Как будто… на моем месте могла быть любая женщина. Как будто тебе нужно было только мое тело.
Дикий гнев исказил его черты. Калеб был в бешенстве с большой буквы Б. Я хотела провалиться сквозь кровать, лишь бы исчезнуть из его поля зрения.
— Что бы ни происходило между нами, — процедил он, — я никогда не буду относиться к тебе как к безликой шлюхе.
Я вздрогнула:
— Тогда что это было там, в гостиной? Почему ощущения были другие?
Калеб приподнялся и сел между моих раскинутых ног, смущенно почесывая бороду.
— Калеб, я всегда честна с тобой.
Он хмуро посмотрел на меня и не отвечал целую вечность. Потом тихо признался:
— Я ревновал. Ты угадала. Я просто… хотел стереть из твоей памяти любые мысли об этом засранце. И больше ничего.
— Нет, есть еще кое-что. Ты хотел наказать меня. За то, что заставила тебя испытывать более сильные чувства, чем ты планировал.
— Господи боже, ты всегда говоришь все, что ду-маешь, Эва?
Я не могла сказать, чего больше было в его восклицании — восхищения или ужаса.
— Можно испытывать чувство ревности, но это не обязательно означает что-то серьезное, — попыталась успокоить я нас обоих. — У нас отличный секс. Ничего удивительного, что мы ненасытны и не хотим делиться.
Секунду он размышлял над моими словами, а потом снова лег на меня и, касаясь губами моих губ, сказал мягко:
— Мне жаль, что я заставил тебя чувствовать себя так… Вот уж кому я никогда не хотел бы сделать больно, так это тебе, крошка.
Теплая волна обволокла меня, растворяя все тревоги и опасения.
— Крошка? Мне это нравится больше, чем «детка», — я лукаво улыбнулась.
В ответ он поцеловал меня так нежно, с таким затаенным желанием, что мое сердце забилось чаще и слова сами слетели с губ:
— Давай займемся любовью…
Я почувствовала, как он напрягся:
— Эва…
— Это не значит, что ты любишь меня или я люблю тебя, — прошептала я. — Но я же женщина, Калеб. Я просто… мне надо знать, что ты хочешь меня. Что ты думаешь обо мне.
Весь этот разговор, весь сегодняшний вечер был нарушением наших неписаных правил, но я не могла промолчать. Если он захочет порвать со мной, пусть рвет, но я хотя бы буду знать, что не позволила обращаться с собой как с объектом для удовлетворения плотских желаний.
— Я думаю о тебе, крошка, — он говорил с таким трудом, как будто от долгого неупотребления слова, обозначающие эмоции, заржавели. — Я не прикоснулся ни к одной женщине там, у себя дома, и не потому, что не было возможности. Я думаю о тебе.
Облегчение и радость охватили меня от этого признания. Я села, заставив его слегка откинуться назад, и, стянув свитер, бросила его на пол. Через секунду туда же отправился и лифчик, а я обвила руками его широкие плечи, прижавшись своим пышным бюстом к его твердой груди, и стала целовать его так страстно, что он моментально загорелся и до боли стиснул меня своими сильными руками. Мы целовались и целовались, пока не начали задыхаться от нехватки воздуха.
Тогда он стал покрывать нежными поцелуями все мое тело, от шеи и груди до живота и ниже… и настойчиво ласкал меня языком до тех пор, пока не довел до точки кипения. Не давая мне опомниться, он скинул джинсы и вошел в меня — на этот раз плавно, медленно, скользящими движениями.
Я прижималась к нему всем своим существом. Этот мужчина в данную минуту был для меня целым миром, и оргазм, который я испытала, был как взрыв, как землетрясение. Он замер в напряжении, застонал сквозь зубы и кончил, в то время как я помогала ему продлить оргазм.
Когда он наконец поднял голову и посмотрел мне в глаза, я увидела в них то, что сразу свело на нет всю мою радость.
Я увидела страх.
Черт бы его побрал.
Опустив глаза, я выдавила улыбку:
— О, множественные оргазмы. Кто-то сегодня в прекрасной форме, — пошутила я, стараясь разрядить возникшее между нами напряжение.
Мысленно приготовившись к самому худшему, я с облегчением вздохнула, когда он улыбнулся. Я знала, что он справился со своим страхом, а значит, все у нас будет хорошо. Мы сможем найти безопасное место в душе, где это будет просто отличный секс между двумя друзьями, которые доверяют друг другу.
Мы сможем.
Мы должны это сделать.
* * *
Мы все еще лежали в постели, когда из прихожей донесся мужской голос, очень похожий на голос Калеба:
— Я помню, что ты сказал мне погулять подольше, но там пошел дождь, и мне стало скучно.
Калеб быстро прикрыл меня одеялом и, вскочив с кровати, захлопнул дверь спальни.
— Я сейчас выйду, — крикнул он.
Было забавно наблюдать, как поспешно он натянул джинсы и кинул мне свитер и лифчик.
— Полагаю, это твой брат? — спросила я, надевая свитер.
— Да, — его глаза слегка округлились, когда он увидел, что я стою полуголая. — А где твои трусы и джинсы?
— Там, в комнате. Где ты их снял.
Ему было явно не до смеха.
— Стой здесь.
— Знаешь, как-то и не собиралась разгуливать перед твоим младшим братом с голой задницей.
Эта шутка ему тоже не понравилась, и он хмуро полез в свой встроенный гардероб за футболкой.
Выходя из спальни, он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выйти, не дав брату возможности заглянуть внутрь. Когда он ушел, я на цыпочках подкралась к двери, но услышать их разговор не могла, только бормотание голосов.
