Владелец этого кошелька был в том же баре в то же самое время, когда и сам Фредрик был там с Андреасом. Тем самым вечером, когда Фредрик наглотался таблеток. Тем самым вечером, про который Фредрик вообще ничего не помнит.
Он посмотрел на Франке.
– Но кроме этой статьи… – медленно проговорил он, – … у тебя есть какие-нибудь доказательства, что кошелек принадлежал Педеру Расмуссену?
Франке покачал головой.
– Нет. Это может быть случайность. Бывали и более забавные вещи.
Глава 57
«Бывали и более забавные вещи».
Как обычно, за рулем был Андреас. Солнце, пробиваясь сквозь пелену облаков, отражалось от снега, и стекла очков Андреаса затемнились. Фредрик не мог прочитать взгляд коллеги.
Они собирались навестить одного из бывших соседей Каина в Холменколлене, но сначала нужно забрать Кафу из дома престарелых и инвалидов, который она иногда посещала. Видимо, какие-то семейные дела. У Андреаса был беззаботный, почти счастливый вид, пока он с переменным успехом подпевал припев из Sir Duke
[29].
Фредрик убавил звук радио.
– Слушай, Андреас?
– Мм? – промычал коллега, недовольный тем, что его отвлекли.
– Кажется, ты не особенно поверил в связь с Педером Расмуссеном?
Андреас не посмотрел на него, только крепче ухватился за руль и поцокал языком.
– Нет, – сказал он. – Но если верить этой Юдит Йедде, то я, видимо, ошибся.
– И все-таки ты забрал старые допросы Расмуссена?
Андреас тихо простонал.
– Да, я ошибся. Я подумал, что нужно перечитать их заново. Они лежат в моем шкафу на работе, если хочешь посмотреть на них.
– И как, что-нибудь выяснил?
– Для нас ничего интересного, насколько я мог увидеть. И я должен сказать тебе: твоя теория по-прежнему режет мне слух. Мы не должны попадаться на удочку только потому, что агенты вдруг начали делиться с нами секретами. Эти люди лгут во всем, если считают, что из этого можно извлечь выгоду.
Андреас сказал «мы» и «с нами», но Фредрик понял, что он имел в виду «ты» и «с тобой». Он хотел спросить Андреаса, что мог означать чек в кошельке, но решил не делать этого. Что-то в поведении коллеги его настораживало.
– Ты заметил, что Кафа стала носить шарф? – поспешно спросил Фредрик. Он хотел перевести разговор в нейтральное русло.
– Нет.
– Интересно, не пытается ли она что-то прикрыть, – добавил Фредрик.
– Ты имеешь в виду, как паранджой?
Фредрик фыркнул.
– Нет, не то, что она вся прикрывается, а что она что-то пытается прикрыть.
В первый раз за поездку Андреас посмотрел на него.
– Думаешь, ее бьют?
– Не знаю. Кажется, она не совсем в форме. Она облажалась на Бюгдей и… не среагировала в спальне Гусева. Она ведь первой вошла в комнату. Кровать стояла на полдвенадцатого от стены. Мы говорим о Кафе, Андреас. Она не допускает ошибок.
– Меня бы это не удивило, – сказал Андреас, покачав головой, и в такт с ней заколыхались его седые кудри. – Я имею в виду, что ее бьют. Ты же знаешь, какая у них культура. Сколько ей? Тридцать? Кафа должна была выйти замуж еще лет десять назад. Наверняка какой-нибудь ее двоюродный брат расстраивается, что она ходит в узких джинсах и предлагает себя. Семья теряет лицо, когда она живет не по их правилам.
Фредрик глубоко вдохнул носом. Надо было предусмотреть, что дебаты о мигрантах Андреас не считает нейтральной темой.
– Несколько предосудительно, тебе не кажется?
Теперь уже фыркнул Андреас.
– Не будь таким чертовски наивным, Фредрик. Я говорю только то, что есть.
Возвышенность Холменколлена. Когда-то бывшая цитадель сливок общества, с видом из ложи на затерянную внизу столицу. Красивую панораму у них никто не отнимал, но крыши Осло больше не значились в списке любимчиков у богачей и властителей города. И они потянулись вниз на своих «Теслах», к гаражам под квартирами класса люкс в районах Тьювхолмен и Серенга. Снежный порошок, который они бесплатно получали тут, наверху, заменился порошком, за который они охотно дорого платили на праздниках с шампанским, вернисажах и вечерах в клубах там, внизу.
На самом деле, это вполне понятно. Потому что чем еще заниматься тут на холме, кроме как бродить по улицам между деревянными виллами и глазеть на гуляющих средних лет и гувернанток, мечущихся между сопливыми детьми и чихуахуа.
Андреас припарковался на гравийной дорожке перед деревянным домом цвета охры со сдаваемой в аренду маленькой квартирой на нижнем этаже.
Оказалось, что Ингеборг Бальтерцен живет здесь с того самого момента, как она приехала одним дождливым летом в семидесятых в Осло из прекрасной южной части Норвегии. Она держала небольшую танцевальную школу внизу, в городе, «под облаками», как выразилась, и прекрасно помнила и адвоката по коммерческому праву фру Эву Борх и ее сына. Эва Борх владела этой виллой до самой смерти. Она отошла в мир иной на той же неделе, когда Селин Дион выиграла «Гран При Мелодия», в чем Бальтерцен была абсолютно уверена.
Ее рукопожатие оказалось таким же холодным, как и гостиная, куда она провела следователей. Поданный ею чай, напротив, был огнедышащим.
– Я не могу сказать ничего плохого о Борх. Скромная и работящая женщина. То, что она воспитала такого сына, не укладывается у меня в голове.
У нее был скрипучий голос, который, по мнению Фредрика, как нельзя лучше подходил этой тощей женщине.
– А как насчет герра Борха? – спросил Андреас.
Он устроился рядом с Кафой на тканевом диване, который был единственным сидячим местом в гостиной. Журнального столика рядом не было, на полу только плетеный коврик для медитаций. Стену перед ними украшали плакаты с женщинами и мужчинами в танцевальных трико. Фредрик принялся рассматривать серебряные и золотые статуэтки, в большом количестве расставленные на каминной полке. Большинство из них в форме женского тела, и многие носили имя Ингеборг Бальтерцен.
– Знаете, я пробовала себя в Национальном балете. Когда только приехала в столицу. Да… Давно это было. Спина… – Она стала гладить себя по спине, и ворсинки на длинном синем кашемировом кардигане, в который Ингеборг была одета, наэлектризовались и вздыбились… – не дала.
Распущенные седые волосы бывшей танцовщицы доставали до поясницы. Должно быть, когда-то она была необыкновенно красивой женщиной, подметил Фредрик. Ингеборг Бальтерцен повернулась к Андреасу.
– Насколько мне известно, никакого герра Борха не было.
Андреас инстинктивно выпрямился под проницательным взглядом хозяйки.
