Агнес Усе изучающе осмотрела двоих следователей, вошедших в ее кабинет, и наконец остановила свой взгляд на женщине. Ее смуглая кожа приобрела бы землистый оттенок, почти как мокрый песок. Черные блестящие волосы, те что остались бы, стали бы ломкими и тонкими. А под самый конец она бы бредила, и возможно на языке, который Агнес не понимала бы.
– Вы, кажется, не удивлены?
Мужчина, с усами и в очках, завел разговор. Он что-то принимает? Антидепрессанты или, может быть, болеутоляющие? Она видела это по его глазам. Какой-то туман, который необязательно мог являться особенностью его внешности.
Она попыталась улыбнуться.
– Знаете что? – сказала она, положив вспотевшие руки на колеса, ведущие коляску. – Один, иногда два или три раза в неделю в одном из кресел, в которых вы сидите сейчас… чаще всего в вашем, – сказала она и кивком показала на женщину, – сидит человек, которому я сообщаю, что он скоро умрет. Я довольно хорошо научилась держать свои чувства при себе.
Она не раз думала об этом. Почему больной, как правило, садился на стул слева? Потому что он ближе к двери? Или потому что дальше от окна? Может быть, все дело в ней. Агнес знала, что ее болезнь повлияла на нервы лица, его левая часть стала менее подвижной и было чуть сложнее показывать эмоции. Делало ли это обстоятельство более удобоваримым страшное известие, которое она сообщала? Если передать все с как можно меньшей человечностью.
– Но разве вы не знали, что он жив?
– Аксель? Нет, конечно, нет. Это абсолютный шок. Ведь… ведь уже больше двадцати лет прошло с тех пор, как мы с ним встречались. Мы расстались до его смерти. Я имею в виду, до вымышленной смерти.
– А с его матерью, Гердой Тране, вы как-то общались?
Агнес Усе издала короткий смешок.
– А вы обычно общаетесь с матерями своих бывших?
Полицейский слегка улыбнулся, но не ответил.
– У него был диабет, – вставила женщина-следователь. Ее звали Кафа Икбаль. У Агнес Усе была хорошая память на имена. – У него уже была эта болезнь, когда вы познакомились?
– Полагаю, это диабет второго типа. Раньше нет, у него не было диабета. Он же был морским егерем. Хорошо тренированным. Единственное, от чего он страдал, так это жалость к самому себе.
Они задали еще несколько вопросов, но Усе не смогла им хоть чем-то помочь. Да, это она сделала фотографии на свадьбе Эгона и Сюзанны. Нет, она понятия не имеет, чем Эгон Борг занимается сейчас. Агнес отодвинулась на кресле назад, давая понять, что она бы с радостью продолжила беседу, но служба зовет.
– Пациент, – сказала она. – Молодая девушка. Ей осталось совсем недолго.
Пузырьки на стенках пластиковой кружки говорили о том, что жидкость в ней стояла долго. Агнес Усе дождалась, пока дверь в палату пациента закроется за ее спиной, и, отодвинув маленький столик в сторону, вплотную подкатилась к кровати.
Прямые, черные как нефть волосы покоились на плечах шестнадцатилетней девочки. У нее был голос как у старухи. Белоснежная кожа, плоское и широкое лицо и заострившийся нос. Уши торчали из-под парика как бледные фонари. Агнес провела пальцами по хрупкой шее. Коснулась углубления между ключицами. Кожа сухая после облучения. Опухоль в шейной ямке была твердой и бугристой, как скорлупа грецкого ореха. Усе взяла девочку за руку. Ложбинка на локтевом сгибе испещрена следами от многочисленных уколов. Отсюда бежали две бело-синие вены. У запястья они разветвлялись и разбегались дальше по руке.
Агнес положила два пальца на пульс. Она не вполне знала, зачем, но сделала так. Кончиками пальцев почувствовала ледяной холод. Полное отсутствие признаков жизни. Сердце больше не билось.
Она посмотрела на часы и схватила журнал. Девочку звали Мириам Исаксен. Но Агнес, конечно, и так помнила это. Агнес Усе отлично запоминала имена. Девочки не стало в четырнадцать минут четвертого ночи сегодня. Подходит идеально. Несколькими быстрыми росчерками пера она вписала измененные данные. Дала остывшему трупу еще полсуток жизни. Рассчитав, сколько еще морфина, бензодиапезинов и барбитуратов потребовалось бы пациенту на эти часы, она устремилась в комнату с лекарствами.
Проклятая совесть Каина начинает приносить проблемы. Он уже стал говорить, что хочет покончить со всем этим. Уйти. Агнес много размышляла о том, почему, но когда исчезла Лин, она все поняла. Каин был влюблен. Этот проклятый идиот влюбился в свою шлюху. Но теперь пусть подумает. За прошлую неделю умерло шесть человек, и от них остались наркотики. Препараты, которые она передавала Каину, а он дальше продавал их своим клиентам, с хорошей прибылью для них обоих. Хотела бы она посмотреть, как он откажется от денег.
А если Каин ее не послушает, она всегда может поговорить с ним.
Глава 61
У них не было никакой договоренности о встрече, к недовольству охраны. Поэтому Фредрик с Кафой остались стоять за вращающейся стальной дверью и дрожать от холода, пока не подошел специальный советник Министерства обороны Эгон Борг, стуча каблуками по скользкой, покрытой льдом брусчатке.
– Я предполагал, что вы придете, – только и сказал он, протягивая худую сильную руку.
Окна кабинета Эгона Борга выходили на площадь. Не большой и не маленький, но официальный, без личных предметов, трофеев с охоты или фотографий членов семьи. Дающий свободу, подумал Фредрик. Сам он бы точно так же обустроил бы кабинет, если бы таковой у него был.
Да и чем Боргу украшать его? Детей у него нет. А жена, Сюзанна, уже четверть века была овощем. Каждый час здесь был временем вдали от лекарств, обездвиженного тела и резинового судна. Может быть, поэтому кабинет такой стерильный. Место, где Борг отдыхал от воспоминаний. Но все же в комнате был запах. Запах, никак не подходящий сюда. Как будто пахло мокрым плотным мехом.
На стене за столом висела детальная карта Осло, утыканная кнопками, красными, желтыми и синими. Больше всего красных. Бывший морской егерь заметил, что Фредрик изучает карту.
– Убежища, – объяснил он. – Красные – существующие, требующие восстановления. Они давно просто стоят и рушатся. Желтые – бомбоубежища, удовлетворяющие современным требованиям, а синие – области, где мы должны найти место и построить новые.
– Разве у вас нет такой карты в электронном виде? – спросил Фредрик.
Борг поднял обе руки вверх.
– Министерство общественной безопасности и боеготовности, – сказал он, подняв один палец. – Национальный орган безопасности и коммуна Осло. – Еще два пальца. – Из Министерства обороны приходят три чиновника и еще два из Министерства финансов. Затем Дирекция по культурному наследию и частные разработчики… – он поднял все пальцы. – … и нам всем вместе нужно попытаться прийти к согласию.
Он вытащил одну кнопку и с демонстративным усилием воткнул ее обратно в карту.
– Называйте это снятием напряжения.
