– Жестокое утверждение, – постановила Кафа.
– Ну, вы сами спросили. Как я уже сказал, я не люблю говорить об этом. Все, что я знаю – Агнес давно замужем и отличная мать своим детям.
На площади задул ледяной ветер, когда Борг проводил их за шлюз безопасности и попрощался. Фредрик с Кафой вышли на Гласисгата, маленький отрезок дороги, ведущий от Министерства обороны и офиса премьер-министра к крепости Акерсхюс. Кафа натянула шарф, а Фредрик поднял воротник куртки до подбородка. Мимо проехала большая правительственная машина. В ее затемненных стеклах Фредрик не увидел ничего, кроме своего отражения.
У старого Военного госпиталя, розово-коричневого деревянного здания на Грев Ведельс пласс, он остановился.
– Ну, что думаешь?
Кафа в сомнении покачала головой.
– Единственное, что у нас есть на Агнес Усе, – то, что она врач. А Акселю Тране помогал добывать инсулин кто-то с медицинским образованием. Но я проверила. Она не выписала ни одного рецепта на инсулин.
Как только она встретилась глазами с Фредриком, ветер сменился, и сырой морской воздух поднял снег на лужайке перед ними. Он парил над площадью как туман.
– Эгон Борг описывает ее как пылкую, спонтанную душу. Но когда мы рассказали ей, что ее бывший умер не двадцать лет назад, а только пару недель как, ее лицо ничего не выразило.
– Но Борг говорил еще и о манипулировании, – возразил Фредрик.
– Именно. Меня не покидает ощущение, что Усе спланировала свою реакцию на сообщение об Акселе.
Кафа чуть помедлила.
– Кобелиха, – сказала она. – Борг кажется таким тихим. Как думаешь, он что-то имеет против лесбиянок?
Фредрик покачал головой.
– Люди как люди, – только пробормотал он.
Он замерз и хотел вернуться в машину, но Кафа дотронулась до его локтя.
– Слушай, Фредрик. Нам нужно поговорить.
Восемь минут спустя они сидели в неуютном кафе-баре на Конгенсгате. Барные табуреты были сделаны из пластика и в не очень красивых цветах. Фредрику принесли салат с пастой в плошке, а Кафа, вместо того, чтобы пить свой смузи, делала в нем дырки, безостановочно сливающиеся вместе.
Раньше они уже сидели вот так. Он не совсем помнил, где и когда, но это было в подобном месте, и он рассказал ей о смерти Фрикка и разрыве с Элис. Он думал, что это отпугнет ее от него. Но эффект оказался противоположным.
– Что случилось, Фредрик? Что случилось с нами? Разве мы не были друзьями?
Кафа уткнулась взглядом в стакан, и это позволило ему рассмотреть ее. Длинные черные волосы, превращающиеся в похожий на вату пух вниз от ушей по верхней части щек. Полные губы, которые однажды поцеловали его в щеку. Он все еще помнил быстрые мурашки по коже.
– Ты меня оттолкнул, – сказала Кафа.
Фредрик заметил, как у него загорелись щеки. Ему это было неприятно.
– Я не планировала поднимать этот вопрос. Но теперь, когда мы снова работаем вместе… меня это мучает. Я хочу знать, что случилось.
Фредрик мог рассказать ей, что случилось. На самом деле все довольно просто. Он выбрал путь наименьшего сопротивления. Вместо того, чтобы отказать Беттине в переезде к нему с вещами и с ее чертовой псиной, он тяжело сглотнул и решил, что да, пусть будет так. Беттина так сильно хотела любить его, и она ему нравилась. Ему нравилось смотреть, как она раздевается, нравились ее маленькие груди, узкая задница, он наслаждался, проводя пальцем от ямки вверху между ягодицами вниз в пропасть, где загибался позвоночник. Следовать по косточкам вверх по спине, класть руку ей на шею и хватать сильнее, сжимать, пока она не застонет от удовольствия и боли, раздвигать ей ноги в стороны и трахать. Он любил закрывать глаза и представлять, что это Кафа.
Гордился ли он этим? Нет. Стыдно ли ему за это? Нет.
– Кафа, – сказал он, воткнув вилку в салат, отодвинув пластиковую плошку и дождавшись, пока она на него посмотрит. – Всего месяц назад я очнулся в больнице, с тяжелым похмельем и накачанный лекарствами. Врачи думают, что я пытался покончить с собой. Сам я, правда, понятия не имею, что случилось, потому что ничего не помню. Ни хрена. Я старше тебя, я был твоим начальником, у меня двое детей, которые вот-вот станут взрослыми, бывшая жена и сожительница. И собака с приступами диареи. На меня нельзя делать ставку.
Он услышал, как грубо это прозвучало. Жесткий отказ. Но так нужно было сделать.
– Извини, если позволил думать тебе что-то другое.
На мгновение ее взгляд застыл на нем. Ее рот приоткрылся. Выражение лица стало недоверчивым, почти шокированным, и вдруг она фыркнула. Кафа над ним смеялась! Она встала, надела пальто и бросила ключи на стол.
– Фредрик, – сказала она, – Я знаю, что на тебя нельзя делать ставку. Я никогда не была влюблена в тебя. Я просто хотела, чтобы мы были друзьями.
Боже мой. Кровь закипела в нем. И обдало холодом. Он отрыгнул. Мерзкая мазня из салата с пастой и желудочного сока зажглась в глотке.
– Можешь взять машину, – сказала она и вышла.
Глава 62
Март 1992 года, бухта в заливе Мотовский на Кольском полуострове, Россия
Вопрос выбора. Жизнь состоит из выбора. Из результатов выбора в прошлом и подготовки к новому. Из наших решений и решений других. Какой же выбор привел Акселя Тране сюда?
Внутри стальной трубы шипение из пневматического клапана в торпедном отсеке было едва слышно. Осталось всего несколько минут. Подлодка должна быть хорошо удифферентована перед тем, как откроют торпедные ворота. Преимуществом кислородных аппаратов, которые использовали морские егеря, чтобы дышать, было то, что они рециркулировали дыхание. Никаких пузырей на поверхности. Недостатком было то, что водолаз медленно отравлялся на глубинах более десяти метров. Поэтому было важно удифферентовать судно.
Если бы отец не умер, Аксель бы, наверное, выбрал другой путь. Но болезнь, сожравшая его, в некотором смысле, да, в некотором смысле, оказалась еще страшнее, так как разрушила и его мать. Она стала такой жалкой. Такой испуганной. Необходимость отделиться от нее – вот что привело его сюда.
Аксель в раздражении стукнул головой по стальной стенке трубы. Шипение прекратилось. Они лежали стабильно. Затем, журча, стала поступать морская вода. Постепенно тело делалось невесомым в тесной трубе. Вода достигла рта и дыхательного аппарата. Первый вдох под водой всегда был самым пугающим. Он наполнил легкие. Вдохнул. Все работало.
Агнес прекратила их с Акселем отношения. Это был ее выбор. Этим она облегчила ему выбор продления контракта с Вооруженными силами. И это решение привело его сюда. Эгон вообще собирался закончить службу. Он хотел жить с Сюзанной. Сюзанна беременна, и карьера Эгона в качестве морского егеря должна была завершиться. Но затем случилась авария. Дочь у них так и не родилась, а Сюзанна… а что Сюзанна? Между жизнью и смертью? Кто принял это решение? Бог?
