– Ба, ты меня слышишь? – спрашиваю, и она быстро кивает.
– Ба, я скоро уеду и, возможно, больше мы не увидимся, но я хотела сказать, что очень люблю тебя… здесь мне было хорошо. Здесь у меня появились друзья. Здесь Макс, и ты очень ошибаешься на его счет…
Бабушка роняет сито и опускается на табурет рядом.
– Даринушка, прости меня и пойми: я упустила его мать. Сейчас я смотрю на Максима и вижу, что он абсолютно такой же – не видит рамок, для него не существует никаких правил и непреложных истин. Он с детства тут, при мне, и он мне роднее сына. Пойми: я за него боюсь, я хочу для него самого лучшего! – Бабушка кладет руки на стол, и они дрожат. – Даша, любовь проходит – вспомни своих родителей… Когда-нибудь вы с Максимом повзрослеете и поумнеете, создадите семьи и заведете детей. Именно так и должно быть, потому что вы брат и сестра. То, что сейчас происходит, – неправильно. Только поэтому я прошу тебя уехать. Оставь и ему, и себе шанс на счастье в будущем. А я тоже тебя люблю. Вас обоих…
Бабушка поднимается, убирает сито, разбивает в муку яйца, добавляет молоко.
Ее слова добираются до потайного угла в моей душе, куда открыт доступ только для самых близких. Они врываются туда с метлой, тряпкой и ведром и начинают наводить порядок. На свой лад.
Мне не нужно этого, в моей потайной комнате все устроено и сложено так, как лучше и удобнее для меня.
Но эту комнату всегда будет стыдно показать гостям.
И мне хочется кричать, ругаться и спорить, бежать и прятаться, но я продолжаю молча сидеть на стуле и наблюдать, как бабушка замешивает тесто.
Глава 33
Сегодняшняя репетиция является для меня боевым крещением – я впервые пою перед публикой. Десять кресел первого ряда заняты новообращенными в клетчатых рубашках, с неподдельным интересом взирающими на нас.
Восемь парней присоединились к «Людям…» на этой неделе, с ними пришли две девочки, и на них тоже шапочки и кеды из кладовки Макса. Одна девочка – рыжеволосая и тихая – ежесекундно вздыхает и с нескрываемой тоской смотрит на Ли, а вторая – высокая брюнетка, весь вечер строит глазки Коме, отчего я откровенно бешусь.
– Ах, сколько будет разных сомнений и соблазнов,
Не забывай, что эта жизнь – не детская игра!..
Стоя на сцене и в очередной раз перехватив ее адресованный Максу взгляд, я вывожу голос на такую высоту, что у люстры под потолком вибрируют хрустальные подвески.
Утренние слова бабушки вызвали в душе раздрай.
Так и должно быть: я обязана самоустраниться и с приторной радостью наблюдать со стороны, как вот такая вот мадам окрутит Макса. В один прекрасный день я буду обязана прочитать поздравления на их свадьбе, а потом изредка приезжать на дни рождения их детей. В свои редкие визиты на правах сестры я буду давать советы жене брата, потому что «этот козел начал напиваться и изменять»…
А для меня правильнее будет завести сорок кошек и всю жизнь зализывать в одиночестве душевные раны.
Кому от этой правильности станет лучше?!
Бешеная злость взвивается в душе, красная пелена ярости падает на глаза, я сжимаю микрофонную стойку до треска в суставах.
– Within Temptation
[9] только что отдохнули! – кричит из зрительного зала веселый паренек. – Отныне я твой фанат, красавица!
Со всех сторон слышится смех.
Люди, собравшиеся здесь, сплотились ради благого дела, они от чистого сердца присоединились к нам для достижения общей светлой цели… Я расслабляюсь, кисло улыбаюсь, стараюсь дышать ровно, чтобы отвлечься, считаю складки на кулисах.
– С вами была группа «Мы носим лица людей»! – картинно раскланивается Ли и, уже не в микрофон, добавляет: – Когда Славка приедет, надо бы ему уже сказать, что название звучит отстойно…
* * *
Один из восторженных новичков принес стыренный у папы алкоголь – четыре бутылки ирландского виски, за одну из которых огромный бородатый дядька, звукорежиссер и хранитель помещения концертного зала, великодушно разрешил нам зависнуть здесь на неопределенное время.
Четырнадцать не очень трезвых ребят, образовав круг, сидят прямо на пыльной сцене, подложив под пятые точки свои рюкзаки, и очередная бутылка передается из рук в руки.
Мой первый и пока единственный фанат – весельчак Паша, сгорбившись, играет на гитаре и поет высоким голосом невозможно похабную песенку о страданиях брошенного какой-то подлой девушкой парня. Все хохочут, я уютно лежу у Макса на плече до тех пор, пока разогнавшийся Ли не призывает отдать гитару Коме.
– Этот чувак – наш мозговой центр! Поприветствуем!
Макс нехотя выходит в центр круга, забирает гитару, садится на пол и начинает играть.
Бутылка с виски в очередной раз доходит до меня, делаю щедрый глоток, и обжигающее вонючее пойло проваливается в желудок. Напоминает о доме… я горько усмехаюсь – для девочки моего возраста ассоциации с домом ну просто отличные… Мой дом – это огромная пустая тюрьма, с нетерпением ожидающая скорой встречи со мной.
Длинные пальцы Макса летают по ладам, зажимая струны, светлая челка падает на лицо, глаза закрыты… Все, за что он берется, превращается в таинство.
Мое сердце бьется в такт с песней, голова кружится.
У меня нет ни одного шанса поступить правильно и от него отказаться. У меня не было ни одного шанса в него не влюбиться.
Он открывает глаза и смотрит на меня.
– Вы с ним близнецы? – фальшиво улыбаясь (такие улыбки были в ходу у моих прикормленных подруг), писклявым голосом любопытствует сидящая рядом брюнетка.
– Что? – Я не сразу нахожу слова, чтобы ответить. – Нет…
– Двойняшки? – Она назойливо продолжает поиски истины.
– Нет! – огрызаюсь я.
Становится неуютно до мурашек, но Макс возвращается на свое место рядом со мной и улыбается.
В моей голове летают пьяные мысли, в душе – подпитанные алкоголем ревность, растерянность и страх. Эта гремучая смесь побуждает меня к странному: я лезу к Максу на колени.
Остаток вечера, забив на все и вся, мы бешено целуемся, а присутствующие деликатно про нас забывают.
Глава 34
Шумной толпой мы вываливаемся из огромных стеклянных дверей Дворца молодежи и еще долго топчемся на его просторном крыльце.
Дымные сумерки опустились на разморенный июньским теплом город. На фоне полоски светлого неба, наполовину прикрытого черной махровой тучей, виднеются муравейники спальных районов, трубы промзон, вышки сотовой связи и купола храмов. Город, на разных концах которого почти семнадцать лет жили, никогда не пересекаясь, я и Макс.
