Наш переживающий трагедию друг еще ниже склоняет голову, смиренно готовясь к удару.
– Я заслужил, – объявляет он. – Втащи мне посильнее, Кома!
Давненько у меня не было настоящих друзей… и терпеть их закидоны доселе тоже не приходилось.
– Достали!!! – звучит мой суровый голос. – Ли, если самурай проиграл сражение, ему нужно торжественно произнести свое имя и умереть, улыбаясь, без позорной спешки. Ну же, вперед – сделай харакири! Не можешь – тогда поднимай свою задницу с лавки и не ной, потому что я сейчас втащу тебе гораздо сильнее, чем Кома!!!
Ротен, Макс и Ли, как по команде, поворачиваются ко мне, три пары до невозможности родных глаз в недоумении разглядывают меня, а потом Макс икает и начинает ржать. Не в силах сдержаться, к нему присоединяются оставшиеся члены банды, и над переполненной стоянкой раздается их гомерический хохот.
Мы хватаем размякшего Ли под локти и уверенно тащим к дверям Дворца молодежи.
* * *
В гримерке местного заслуженного артиста у стены сдвинуты рядком потертые стулья, на них мирно дремлет смирившийся Ли. Сидящий перед зеркалом Ротен мерно постукивает палочками по краю столика я, прислонившись спиной к стене, тереблю подол клетчатого платья, а Макс, внешне спокойный и безмятежный, не может усидеть на месте и нарезает круги по комнате.
Наконец он не выдерживает и предлагает:
– Даня, пойдем, приобщимся к высокому… – и улыбается так, что мое сердце уходит в пятки.
Из огромных фонящих и хрипящих колонок раздается бодрый голос ведущей, произносящей пламенную речь. Мы прячемся за декорацией, наблюдаем за программой вечера и собравшейся публикой, шепотом отпускаем шутки по поводу внешнего вида особенно жирных и лоснящихся и нервно смеемся.
Звучит тревожная музыка, ведущая с пионерским задором рассказывает о Ване, его тяжелой борьбе за жизнь и особенно подробно – о собравшихся в зале меценатах и их регалиях. Рассказ затягивается.
С ужасом замечаю, что многие из тех, чьи имена уже были названы, встают с кресел и вальяжно направляются к выходу… Перевожу взгляд на Макса – совершенно пустыми глазами он смотрит на удаляющиеся спины, нахожу его руку и крепко сжимаю. В мозгу зарождается невнятная идея, настолько пугающая и заманчивая, что я трясу головой.
Наконец на сцену приглашается мама Вани – под светом софитов перед скучающей публикой предстает худенькая уставшая женщина.
– Огромное спасибо! – дрогнувшим голосом обращается она к полупустому залу. – Мы благодарны всем собравшимся. Но я хочу обратиться к ребятамдобровольцам… Ребята, знайте: независимо от исхода, я всегда буду молиться за вас, вы – настоящие добрые ангелы, несущие людям свет и надежду! Надежду вы подарили и моему мальчику.
Я на миг закрываю глаза… Когда-то эти ребята подарили надежду и мне.
– На сегодняшний день нам удалось собрать сумму в размере двух миллионов рублей… Но прогнозы врачей неутешительны. – Ванина мама не сдерживается и начинает рыдать. – У нас есть всего пара недель, потом лечение может стать неэффективным…
– Мы не успеем, – глухо произносит побледневший Макс. – Глянь на них – на три миллиона они раскошеливаться не станут.
Публика в зале с раздражением взирает на плачущую женщину – имена благодетелей и названия их фирм уже прозвучали со сцены и зафиксированы телекамерами. Кто-то из оставшихся спонсоров праздно потягивает водичку из пластиковых стаканчиков, кто-то, ухмыляясь, разговаривает с соседом по креслу… и у каждого в заплывших глазах отражается холодное безразличие.
Такое же всегда блуждало во взгляде отца, когда он смотрел на меня…
Злость накатывает горячей волной. Мне помогли, за меня отомстили, меня защитили другие люди. Они сделали то, что должен был сделать он.
Смартфон плавится в кармане моего клетчатого платья, идея, переставшая быть пугающей, все громче пульсирует в голове.
– Макс, – шепчу я и кладу ладонь на его теплое плечо. – Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Я сейчас…
Вскакиваю и быстро убегаю к гримеркам.
Я слышу, как название «Мы носим лица людей» эхом доносится со сцены, Ли и Ротен, обреченно плетущиеся к выходу на подмостки, окликают меня, но я отмахиваюсь, вбегаю в гримерку и закрываю за собой дверь. Снова прислоняюсь спиной к стене, гипнотизирую взглядом смартфон, собираюсь с духом и открываю приложение мобильного банка. Шесть миллионов восемьсот тысяч так и лежат на счету нетронутыми.
Нам нужно всего три из них.
Для моего отца все в этой жизни измеряется деньгами. Десять колечек для Насти. Половина стоимости папочкиной машины. Незначительная часть его годового дохода.
Жизнь ребенка, дружба, жертвенность, взаимовыручка… Любовь.
Для отца, как и для собравшихся в зале, понятия эти – всего лишь пустой звук.
Закусываю губу и провожу пальцем по экрану.
Перевод завершен.
Это не сойдет мне с рук просто так, но я больше не боюсь. Потому что теперь и я имею право думать, что не зря пришла в этот мир.
Глава 42
Почти не касаясь досок паркета, ноги несут меня по коридору, словно на видавших виды синих кедах выросли крылышки, или это за спиной хлопает пара белых легких крыльев.
Сердце радостно подпрыгивает в груди, обновленная светлая кожа сияет, а сброшенная – грязная, старая и неуютная, в пыльном углу гримерки изошла ядовитыми парами и исчезла вместе с давними синяками и ранами.
Нажав на кнопку платежа, я прошла точку невозврата, и теперь я никогда не сверну с выбранного пути, потому что он – единственно верный, на нем любая стена преодолима, и его вечно будет освещать солнце…
Задохнувшись, выбегаю на сцену, где ребята, нещадно лажая и бросая друг на друга испепеляющие взгляды, играют вступление. Я хватаюсь за микрофон (как всегда, он слишком высоко), встаю на цыпочки и зажмуриваюсь.
Кадры воспоминаний мелькают, как лошадки детской карусели.
Смеющиеся синие глаза и желтые одуванчики…
Пронзительные, зовущие к себе огоньки ночных спальных районов…
Пустой цех заброшенного завода – и на всей земле для меня нет места счастливее.
Профиль на фоне закатного неба, теплые руки со сбитыми костяшками, утирающие слезы с моих щек, и всеочищающий дождь…
Друзья, их загоны, приколы, слова поддержки и дружный хохот, звенящий в знойном городском воздухе… и общая на всех мечта: оставить след наших синих кедов в пыльной вечности.
А еще любовь, прожигающая сердце, пробивающая стены, разгоняющая ход времени…
И мама, живая и настоящая, с этой песенкой на устах, склонившаяся надо мной, как склонялась и над маленьким светловолосым мальчиком, который тоже нуждался в маминой любви…
Все это произошло со мной и навсегда останется во мне.
