Так заманчиво просто взять и бесследно исчезнуть, заставив тем самым папу вечно сожалеть обо мне, сожалеть так, как сейчас о маме и тетушке сожалеет бабушка… Исчезнуть со всех радаров, не оставив после себя ничего.
Слезаю с кровати и углубляюсь в шкаф – в нем горой сложены мои вышедшие из моды дизайнерские шмотки, относящиеся к коллекциям прошлых сезонов – от них воняет застарелым по том и тяжелым дорогим парфюмом – бесцветными воспоминаниями о прежней жизни.
Разматываю рулон голубых мусорных мешков, забытых домработницей под столом, заталкиваю в них ворохи вещей и стараюсь плотнее утрамбовать это грязное тряпье, стоившее когда-то огромных денег – эквивалента папочкиной любви и заботы.
Дарина осталась без маминой любви.
Дарина впервые получила в школе по носу.
Дарина впервые вернулась домой в синяках.
Дарина впервые вытащила алкоголь из бара и напилась.
Дарину изнасиловали на вечеринке.
Дарина искалечила свою когда-то лучшую подругу.
…Все это не беда, Дашка, возьми деньги – они в кабинете, в верхнем ящике стола…
Складирую тяжеленные мешки с тряпьем у дальней стены и накрепко завязываю.
И останавливаюсь в ужасе – ого-го, как сильно, оказывается, меня здесь любили… Ах, если бы это действительно было так.
Возвращаюсь к опустевшему шкафу.
В углу, в самой его глубине, глаза различают черный полиэтиленовый сверток. Я выхватываю его и разрываю – к моим ногам со стуком падают синие кеды, следом летит зеленая шапочка, с тихим шуршанием клетчатое платье медленно опускается на пол и укрывает собой наш «суперэксклюзивный мерч».
Я не уйду бесследно, потому что уже оставила в пыльной вечности свой след. Идите к черту – я не уйду! Я не сдамся, я буду жить.
Сбрасываю с себя невзрачные, надетые впопыхах утренние шмотки и облачаюсь в костюм супердевочки – когда я в нем, любое чудо может произойти, проблемы разлетятся, как ядовитый туман, друг подставит плечо, а огромная взаимная любовь взорвет в небе тысячи звезд… В нем я смогла погулять по воздуху, без памяти влюбиться в жизнь и совершить подвиг. И сейчас в нем я ближе к солнцу и добру, ближе к маме… в нем я навечно с Максом и ровня ему.
Приземляюсь на полу среди вещей, ураганом разбросанных по комнате, вытягиваю ноги, вдыхаю и закрываю глаза. Я шепчу, но постепенно мой голос набирает силу и улетает на невозможную высоту, и стекляшки настенного бра позвякивают в такт:
– Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой?
Куда по свету белому отправиться с утра?
Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом,
Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра!
Я кричу, и моя боль, мое отчаяние улетают вверх, в космос, за пределы вселенной – прямо в вечность, туда, где мы с Максом идем вдвоем по несбыточной светлой дороге и крепко держимся за руки.
– Я люблю тебя, мама! – выкрикиваю я и упрямо улыбаюсь. – Я люблю вас, ребята. Я люблю тебя, Макс! Я люблю и никогда не забуду тебя – ты один вечно будешь перед моими глазами!
Почти задохнувшись, я прихожу в себя, моргаю и вскрикиваю: на краю кровати сидит бледный отец, сверлит меня взглядом бесцветных покрасневших глаз и нервно вертит в пальцах клочок белой бумаги.
– Их еще продают?.. – начинает он без голоса, закашливается и прочищает горло, – кеды… Я в таких же когда-то гонял. Давно. В твоем возрасте.
Отец кажется мне галлюцинацией, порожденной нервным срывом, я не знаю, зачем он пришел, не понимаю, о чем он говорит.
– Дашка, слушай… – продолжает он. – В общем, дело такое… я хотел сказать: мы с Настей решили, что места в доме хватит всем, поэтому… учись здесь, шут с тобой. Твоя мама очень хотела, чтобы ты окончила обычную школу, так что – вперед…
Я не верю ни единому его слову, растерянность и сомнения разливаются по венам холодной водой, мной овладевает предобморочное оцепенение…
– Что? – спрашиваю шепотом, и отец встает с кровати.
– Оставайся здесь, делай, что хочешь. – Он бросает мне на колени мятый конверт и проводит ладонью по темному ежику. – Ты много всякого натворила, но умудрилась остаться человеком… Н-да… Кстати, я этому мальку хоккейную экипировку на обратный адрес отправил.
Папа выходит и плотно закрывает за собой дверь, а я тупо и долго разглядываю конверт: синие штемпели, адрес, накорябанный крупными буквами детской рукой… Шмыгаю, трясущимися пальцами извлекаю притаившееся в нем письмо и, проморгавшись от слез, читаю:
«Милая Даша, спасибо тебе и твоему папе, что я не умер. Макс рассказал мне про вас, дал ваш адрес. Я рад, а мама постоянно плачет и говорит вам спасибо. Еще я в первый раз в жизни летал на самолете. В больнице было интересно, но теперь я уже дома и осенью пойду в школу. А в следующем году я вернусь в хоккейную секцию. Когда я стану чемпионом мира, я всем про вас расскажу. Ваня».
Я смотрю на голубые занавесочки на окнах, книжки о любви, карту звездного неба на стене, и меня накрывает оглушающая тишина… И облегчение сметает на своем пути все дамбы – я начинаю реветь, всхлипываю, икаю, задыхаюсь, а мои плечи дрожат.
Все закончилось. Все хорошо…
Мы раскололи и его броню, и все закончилось хорошо…
Щипаю себя и хлопаю по щекам: это не сон. Черт возьми, это не сон…
Глава 54
Сегодня первое сентября, но, вместо того чтобы жеманничать с Мартой и Олей на торжественной линейке в родной школе, я сбежала оттуда, и только мои пыльные синие кеды сверкали резиновыми подошвами.
Битый час трясусь на ухабах в пригородном автобусе, следующем до старого рабочего района, и с ликованием рассматриваю грозные строения заброшенных заводов, серые бетонные заборы и просторные пустые поля, мелькающие за заляпанным экраном окна.
Девочка в коричневой школьной форме и белом кружевном фартуке, с огромными бантами в светлых волосах, до ужаса похожая на свою маму, на советскую школьницу, на Алису Селезневу из старого детского фильма, – это я. Улыбаюсь, и лицо рискует треснуть от огромного, словно солнце, счастья.
Выпрыгнув из автобуса почти на ходу, я, как угорелая, бегу к школе на отшибе, и нервы закручивают внутренности в тугие узлы. Спотыкаюсь на неровностях асфальта и почти падаю, но не сбавляю скорости до тех пор, пока под враждебные взгляды местных девочек пулей не влетаю во двор серой кирпичной постройки с огромными окнами в голубых трухлявых рамах.
У главного входа мельтешит разномастная толпа: заспанные первоклашки с букетами во весь их малый рост, волнующиеся мамы, старшеклассники с помятыми недовольными лицами…
Смотрю им под ноги в поисках начертанного мелом на асфальте обозначения «11 Б» и, узрев нужные цифры и букву, удовлетворенно выдыхаю и приземляюсь на ржавую загородку напротив. Со своего наблюдательного пункта я напрягаю зрение еще довольно долго… и вскакиваю, как от удара током, когда четыре парня в строгих костюмах показываются на дорожке у школьных ворот.
