На следующее утро она первым делом пошла к себе в офис – и обнаружила его пустым.
Комнату обчистили.
Ее архив, тщательно рассортированная корреспонденция, досье на клиентов, подробности об их сбережениях и денежных операциях – пропало все. Полки и ящики бюро были пусты.
У Салли закружилась голова, ей показалось, что все происходящее нереально. Возможно, она ошиблась дверью. Но нет – вот ее стол, вот кресла, даже продавленная кушетка на месте…
Она побежала вниз, в кабинет главного клерка, который занимался сбором арендной платы.
– Где мои документы? Что здесь произошло?
Он выглядел потрясенным, словно ему явилось привидение, но на его лице почти сразу появилось холодное выражение.
– Боюсь, не могу вам сказать. И должен заметить, мы получили крайне тревожную информацию насчет того, как именно вы использовали помещения. Когда утром приходила полиция…
– Полиция? Кто вызвал полицию? Чего они хотели?
– Я не счел возможным задавать вопросы. Они изъяли некоторые документы и…
– То есть вы позволили им забрать мою собственность из арендованной мной конторы? А где опись изъятых документов?
– Я не намерен мешать офицеру полиции исполнять его долг. И не смейте так со мной разговаривать, юная леди!
– Они предъявили ордер? На каком основании они вторглись в мой офис?
– На основании полномочий Короны!
– В таком случае они должны были предъявить ордер. Вы его видели?
– Разумеется, нет. Это не мое дело.
– Из какого полицейского участка они были?
– Понятия не имею. И я должен…
– Итак, вы впустили полицейских в мои помещения и позволили забрать мое имущество, не спросив описи, не получив ордера… Мы вообще-то в Англии, вы в курсе? Вы хоть слышали про такую вещь, как ордер на обыск? Откуда вы знаете, что это действительно были полицейские?
Клерк стукнул по столу кулаком и вскочил.
– Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривала… какая-то проститутка!
Слово повисло во внезапно наступившей тишине. Клерк стоял, уставившись в стену за спиной у Салли, не глядя ей в лицо.
Она смерила его взглядом с головы до ног – от красных пятен на впалых щеках до кулаков с побелевшими костяшками на столе.
– Мне за вас стыдно, – четко и раздельно произнесла она. – Я считала вас деловым человеком. Думала, вы способны ясно видеть и честно вести дела. Только что я сердилась… но теперь мне за вас просто стыдно.
Он ничего не сказал. Она развернулась и вышла.
Дежурный сержант в ближайшем полицейском участке оказался немолодым и добродушным. Слушая рассказ Салли, он озабоченно хмурился и даже цокал языком.
– Ваш офис? Так у вас, стало быть, и офис есть, мисс? Как мило.
Она выразительно посмотрела на него, но он, кажется, честно слушал.
– Эти полицейские были из вашего участка?
– Понятия не имею, мисс. У нас тут много сотрудников.
– Но вы бы знали, что происходит, не так ли? Они бы принесли документы обратно сюда. Кто-нибудь регистрировал документы, папки или переписку, изъятые из офиса на Кинг-стрит?
– Ох. Трудно сказать, мисс. Тут много всяких бумаг приносят и уносят. Мне нужны подробности.
Он облизнул карандаш и подмигнул констеблю за стойкой – молодой человек отвернулся с характерной ухмылкой.
– Ладно, – сказала она, – забудьте.
Она машинально опустила руку, чтобы погладить Чаки по голове, посмотрела вниз – и вместо любви и тепла увидела пустоту.
Слезы потекли у нее по щекам.
До Бёртон-стрит Салли добралась всего на десять минут позже Фредерика, который как раз вернулся с севера. Он устал, был всклокочен и небрит, проведя ночь в поезде, который еле тащился, и к тому же со вчерашнего ланча у него и крошки во рту не было. Однако, выслушав ее рассказ, он отодвинул чашку кофе и тост и позвал Джима.
– Работа для Тернера и Лакетта, – сказал он. – Салли, будь добра, допей мой кофе…
Примерно через час мебельный фургон, запряженный тощей серой клячей, остановился возле Балтик-хауса. Двое человек в зеленых суконных фартуках выпрыгнули из него, надели лошади на голову торбу с овсом и направились к дюжему швейцару на входе.
– Куча папок, – сообщил ему тот, что повыше (невеселого вида молодчик с очень большими усами). – Привезли утром или вроде того. Велено переправить на Гайд-парк-гейт.
– Это куда мистер Беллман уехал, – словоохотливо отозвался детина. – Не знаю, куда они их засунули. Спрошу главного клерка, он ими вроде занимался.
Офисного мальчишку отправили выяснять вопрос. Пять минут спустя грузчики уже тащили вниз первую партию коробок и быстро складывали штабелем в глубине фургона. На втором их рейде наверх швейцар, кажется, что-то вспомнил.
– У вас же есть письмо? – спросил он. – Я бы посмотрел, на всякий случай. И мне еще опись понадобится!
– А то как же… вот, держи, – сказал главный из двух. – А ты, Берт, ступай наверх, принимайся за вторую партию.
Не столь богато одаренный по усатой части грузчик кивнул и исчез в доме, пока швейцар изучал письмо, разрешающее вывоз бумаг. Когда весь груз оказался в фургоне, первый усач подмахнул опись на фирменном бланке компании, торжественно вручил привратнику и залез на облучок. Его юный коллега снял с головы лошади торбу, и повозка тронулась прочь. Швейцар дружелюбно помахал им вслед.
Завернув за угол и оказавшись вне пределов видимости из окон Балтик-хауса, младший сотрудник впервые открыл рот.
– Итак, Фред?
– Итак, Джим?
Джим попытался содрать с губы усы, но клей схватился просто отлично.
– Не надо теребить, – посоветовал Фред. – Хороший мужской рывок – вот все, что нужно.
Он дружески протянул руку и одним махом лишил Джима этого украшения. Раздался залп таких ругательств, что кобыла покраснела бы, как заметил Фред.
– Вот что я тебе скажу, – сказал он, когда тирада подошла к концу. – Мы свернем тут, а ты спрыгни и переверни вывеску. И фартуки надо снять – на случай, если они очухаются и кинутся в погоню…
Через две минуты двое джентльменов в котелках вместо плоских кепи выехали на Бёртон-стрит, а на фургоне было написано: «Братья Уилсон. Бакалея. Оптовые поставки».
– Боже, Фред! Глазам своим не верю.
Стоя на заднем дворе, Салли заглядывала в фургон, и действительно не верила своим глазам. Она погладила ближайшую стопку картонных папок, обернулась и повисла у Фредерика на шее.
Он тоже обнял ее и обнимал, пока откуда-то сверху не обрушился взрыв аплодисментов. Они подняли головы: стекольщики, вставлявшие окна в коробку новой студии, улыбались от уха до уха.
