— Пожалуйста, Инес. Каждый раз, когда я где-нибудь без Нельсона, меня по сто раз спрашивают: «А где ваш муж? Он так часто уезжает? Вам, наверное, одиноко?» И выходит, будто мы с ним все неправильно делаем.
Инес так на нее посмотрела, как будто хотела сказать: «Может, и неправильно».
— Какая разница, что они думают?
— Мы и так тут себя чувствуем какой-то аномалией.
— Потому что он черный, а ты белая?
Ноэль поразило, что подруга назвала ее белой — она же знала про ее семью, про ее отца, Робби. Но решила не цепляться.
— Нет, потому что у нас нет детей.
На Инес это не произвело никакого впечатления.
— Пожалуйста, с тобой будет гораздо веселее. Напьемся, поедим всякой модной еды, останешься ночевать. А утром я отвезу тебя в город.
— Надеюсь, выпивка у них дорогая.
— Можешь не сомневаться, — заверила ее Ноэль.
— Ладно, но только потому, что я тебя люблю. Будем считать это небольшим социальным экспериментом.
— Такая у меня жизнь. — Ноэль перегнулась было через столик, чтобы поцеловать подругу.
— Знаю, — сказала Инес, отмахнулась от Ноэль и допила остатки кофе.
Ноэль провела день в городе, ожидая, когда у Инес закончится последний урок. Она припарковалась в их старом районе. Раньше они с Нельсоном ходили гулять вдоль таунхаусов с розами и гортензиями в палисадниках. Вместо того чтобы идти в воскресенье в церковь, как положено хорошим южанам, они шли на фермерский рынок, а потом готовили замысловатые завтраки, слушая подкасты. Пили кофе, потом занимались любовью в гостиной, по очереди лаская друг друга. Потом Ноэль уходила на работу в театр, а Нельсон шел в ботанический сад на традиционную долгую пробежку. Секс и пробежка по выходным успокаивали его и поддерживали. Он не мог без этих десяти-двенадцати миль. А она никогда не смеялась над его ритуалами, не лишала его того, без чего он не мог жить.
Теперь Ноэль некуда было идти — ни квартиры, ни кабинета в театре, — и она ходила по магазинам. Купила себе чай, потом подвеску из платинового золота и еще заколку для волос. Нельсону она не звонила, потому что стыдилась своей мелочной скучной жизни. Она занимала время покупками и пережидала, когда день кончится и рядом снова кто-то будет.
Казалось, быть женой в основном значит ждать. Ждать звонка, ждать благодарности, ждать доставки, сантехника, возвращения мужа, вопроса, как она, его руки в ее трусах. Ждать с задранными ногами. Ждать, потому что так она проявляла любовь. Когда она работала в городе, ее это не слишком беспокоило. Если он замыкался в себе, она знала, что это не потому, что он ее не любит. Просто он такой. Но теперь, без театра, у нее было ощущение, что все, чем она занимается, бессмысленно; если что, Нельсон сам справится. Если одна рубашка помнется, он наденет другую. Если ужин так и не появится, он сделает сэндвич. Он может сам выжить и обеспечить себя; в Париже вон прекрасно справляется. Может, поэтому она и хотела ребенка. Чтобы хотя бы какое-то время быть нужной, незаменимой. Нельсон всегда, всегда казался абсолютно независимым. Она привыкла к этому, как и к тому, как одиноко иногда чувствовать себя лишь придатком к мужчине. Она знала, что материнство — только временное спасение. Однажды ребенок оставит ее; это уж точно. Но разве ради нескольких упоительных лет оно того не стоит? Мягкая головка утыкается ей в шею, десны потягивают грудь, дом наполнен ни с чем не сравнимым младенческим запахом присыпки и молока. Она знала, что это не современно. Университетский диплом и годы городской жизни должны были ее исцелить, но не смогли.
По дороге они попали в пробку. Инес опустила окно, чтобы покурить, и предложила Ноэль сигарету.
Ноэль покачала головой.
— Я бросила, забыла?
— Да, но ты ведь не беременна. Да ладно тебе. Я же видела, как ты хлестала вино за обедом. Сколько ты уже пытаешься забеременеть?
— Не помню. — Ноэль уставилась на дорогу.
— В этом нет ничего постыдного, Нелл. Поэтому ты перестала заходить? Чтобы не обсуждать эту тему?
— Не в этом дело. Просто я теперь далеко.
Какое-то время они сидели молча под гудки машин и шум моторов.
— Так легко ты не отделаешься. Неправильно это — так исчезать. — Инес повернулась к ней всем телом, уперев лоб в ладонь и закусив губу.
— Ты вообще заходила в «Электрик хаус» с тех пор? Они только что поставили «Орландо». В ролях только женщины, в том числе квир, костюмы прекрасные — несколько спектаклей полностью распродали.
— Я переросла это место, Инес. Ты же знаешь.
— И прямиком вросла в Золотую Лощину?
Ноэль нажала на тормоза жестче, чем надо.
— Я знаю, вы считаете, что это падение — повторять все, что делали наши матери, когда я вольна делать что угодно.
— Говори за себя, — вставила Инес. — Моя мама всю жизнь работала.
Ноэль не видела смысла защищать Лэйси-Мэй. Та тоже работала, но не гордилась этим. Она жила так, как будто все в жизни ей навязали. Этого Ноэль не собиралась повторять.
— Я хочу ребенка. Что в этом плохого? Разве суть феминизма не в том, чтобы решать, чего ты хочешь?
— Не совсем.
— Ты бы тоже могла меня иногда навещать. Или Атланта — пуп земли?
— Мне сама идея пригорода отвратительна. А беременность… — Инес передернуло. — Мне всегда казалось, что кормить грудью — это как… стать дойной коровой. И что такого особенного в этом материнстве? У меня есть все, что мне нужно.
— Я хочу испытать материнство, хочу им заниматься. Не могу объяснить.
— Заниматься материнством? Так теперь говорят?
— Если не говорят, то должны бы.
— А Нельсон? Он тоже помешался на занимательном отцовстве?
— Оставь его в покое.
— Это почему?
— Если мне придется выбирать между мужем и тобой, я знаю, кого выберу.
Наступило неловкое молчание. У Ноэль мучительно застучало в висках. Она стала нервно постукивать по рулю кулаком. Инес схватила ее руку и поцеловала костяшки.
— Прости, — сказала она. — Но я тоже в ярости.
— Потому что я переехала?
— Потому что ты забыла меня и себя.
Ноэль не знала, как ей ответить. Инес говорила так, как будто эту «себя» нельзя изменить, как будто бы «я» — константа. Но «я» Ноэль ничего не утратит из-за ее выбора. Стать матерью значит преумножиться.
Саттоны жили на холме. Примыкавший к их дому гараж был размером с дом, в котором Ноэль выросла. Огромная магнолия вся в цветах на лужайке, гирлянды на крыльце, ставни распахнуты. Разносить закуски Саттоны наняли несколько человек. Ноэль с облегчением вздохнула, увидев, что это белые студенты в дешевых жилетах. Когда они поднимались к дому, Инес взяла ее под руку, и Ноэль решила, что она почти прощена.
