— Дьявольски шоколадные? Ты мой сладкий. Значит, и пончик будет такой же сладкий? — Линетт, смеясь, отправила мальчика мыть руки. Когда он убежал, она повернулась к Рэю.
— Нельзя было сегодня обойтись без него?
— Он мне не мешал, честное слово.
Линетт покачала головой и стала расставлять гардении по вазочкам, которые достала из сумки.
— А что, мальчику сегодня не надо в школу?
— Я отведу его, меня всего пять минут не будет.
— Я думала, это должна делать его мать.
— Он и мой сын тоже.
— А в чем тогда обязанности его мамы? Или она умыла руки, когда родила его и вручила тебе?
Рэй не стал спорить. Он не хотел в это утро ссориться из-за Джейд.
— Знаешь, поэтому я так и не стала заводить детей, — сказала Линетт. — Не хотела заботиться ни о ком, кроме себя. Я этого сполна хлебнула в молодости. Моя мать…
— Родила пятерых, которых воспитывала ты. Я знаю.
Линетт любила рассказывать эту историю, как будто все самое важное в ее жизни решилось, когда она была девочкой, в те дни, когда она пропускала школу, чтобы позаботиться о братьях и сестрах, сводить их к врачу.
— Ты никогда не думал, что ты столько для этих двоих делаешь, хотя мог бы потратить это время на себя? Мог бы пойти учиться, получить диплом.
— Зачем мне диплом? Ты же оставишь мне «Суперфайн»? Или ты передумала, Линетт?
Линетт, протиравшая столы в передней комнате, помрачнела.
— Нельзя так рассчитывать на других, Рэй. Даже на меня. Когда-нибудь я умру. Как и все.
— Тогда погоди умирать, пока не пришел репортер.
Линетт улыбнулась и махнула на Рэя тряпкой. Он, довольный собой, чмокнул ее в щеку и стал накрывать стол на троих.
Они сидели у окна, пили свежий кофе и поглощали печенья. В пекарне пахло дьявольским кремом: густой шоколад, сахар и дрожжи. В половину восьмого пришли обе официантки, Мишель и Микаэла. Они посюсюкали с Джи, надели сетки на волосы и стали воевать за право ставить музыку. Линетт положила войне конец, поймав станцию с госпелами, хотя она и не ходила в церковь. Скорее она хотела призвать благословение на всех них и на кафе. Все подпевали под нос, а Джи сидел на окне, совсем потерянный, когда Рэй ушел на кухню. С ним мальчик был одним ребенком — веселым, спокойным, а без него — другим.
В кафе было полно народу, когда Джейд ворвалась в «Суперфайн» в солнечных очках и с уже растрепавшейся косой набок. Она так и не переодела серые леггинсы и майку «Бэд брэйнз», в которой спала, только накинула рыжий плащ. Джи вскочил ее поцеловать, и Джейд подалась к нему, а потом отстранилась и спросила, где Рэй.
— Зачем ты его забрал? — кинулась она на Рэя, когда тот вышел из кухни. Она говорила высоким резким голосом, и посетители стали оборачиваться. — Я сама могу позаботиться о своем сыне.
Рэй взял ее под руку и вывел на улицу.
— Ты как?
— Голова болит, — сказала Джейд, надавив пальцами на виски.
Она не сказала, где была вчера вечером, но Рэй догадывался. На шоссе стоял ресторан, куда они любили ходить с подружками с курса. Там подавали «Джек Дэниэлз» со льдом и колой.
— Я поставила будильник. Я бы его отвела. А тут просыпаюсь, и никого нет.
— Я не хотел, чтобы он опять пропускал школу.
— Я бы его отвела, — повторила она.
Джейд подняла очки, и он увидел вчерашнюю подводку, размазавшуюся по ее тяжелым векам. Она была в высоких ботинках на шнуровке, ногти накрасила черным. Такая красивая, такая миниатюрная, и темная мешковатая одежда это только подчеркивала. На фотографиях из старшей школы, прямо перед тем, как она забеременела Джи, он видел девочку-готичку, которая носила только черное, читала комиксы, отвисала с гиками и мечтала попасть на панк-концерт за чертой города любым способом. Забеременела она от мальчика гораздо старше из двухгодичного колледжа, куда ходила на математику. Он не хотел знать Джи, поэтому Джейд жила с матерью, пока не познакомилась с Рэем, который сказал: давай найдем квартиру и будем жить втроем.
Джейд смотрела на него так, как будто собиралась извиниться.
— Репортер еще не приходил?
Рэй почувствовал перемену в ее настроении. Она раскаивалась, может быть, потому, что хотела, чтобы у него получилось сегодня произвести впечатление на репортера потрясающей выпечкой, а может, и без всякой причины. Иногда на Джейд находила нежность, и она обхватывала Рэя и Джи и говорила, как ей повезло — у нее есть семья, где ее любят. А иногда металась по дому, пинала все, что лежит не на месте, и ругалась: на тесную квартиру, на поломанную машину, на Джи, который вечно не дает ей поспать, когда до ее смены остается два часа.
— Следим за входом, — сказал Рэй. — Он должен прийти до трех.
— У меня тоже сегодня экзамен. Забор крови. Я собиралась потренироваться на тебе вчера вечером, но не уследила за временем.
— Ты собиралась тыкать в меня иглой, когда пришла домой совсем косая?
Джейд засмеялась и прикрыла рот ладонью.
— Нет, я бы только нашла вену и сделала вид, что втыкаю иглу.
— Сделаешь вид потом. Сегодня вечером. Покажешь мне, как отличилась на экзамене.
— Почему ты такой хороший, Рэймонд?
Рэй наклонился и поцеловал Джейд. Она пахла затертым диваном, на котором сегодня заснула, розовыми духами и кремом, которым мазалась после душа голышом в ванной, растопырив руки и ноги в разные стороны. Одни ребра, маленькая грудь, чуть-чуть волос между ног. Не сдержавшись, Рэй слегка застонал, представив ее. Последнее время у них не было на это времени: по утрам, когда он уходил в кофейню, Джейд крепко спала.
Линетт могла говорить что угодно про Джейд, но та заслуживала как минимум уважения. Никто из ее родни не получил образования, а она взяла и пробилась и бьется за свое. Разве можно винить ее, если порой ей нужна передышка и пара бокалов?
Рэй еще раз поцеловал ее.
— Ты заслуживаешь всего самого хорошего в мире, — сказал он и пошел внутрь за Джи.
Когда они вернулись, у Джейд в наушниках уже орала какая-то песня. Рэй протянул ей кофе и дьявольски шоколадный пончик, а потом поцеловал своего мальчика два, три, четыре раза.
— Приходи к нам после работы. Мы будем у Уилсона. Он попросил помочь.
— Что ему надо? — спросил Рэй.
— Передвинуть мебель, что-то такое.
— Он что, не может попросить своих парней?
Джейд пожала плечами.
— Я не задаю Уилсону вопросов.
— Я не хочу, чтобы ты туда ходила одна.
Уилсон жил в не самом лучшем районе на восточной стороне, но Рэю не нравился не только район. Уилсон был из тех, кто врет даже по пустякам: сколько он заплатил за микроволновку, почему его уволили с работы. Он дразнил Джи за его сколотый зуб, хлопал Джейд под зад вместо приветствия и прощания. Не раз Рэю приходилось вмешиваться в его барные ссоры. И не раз они давали ему в долг, когда им самим нужны были деньги. Но Джейд терпела его, потому что он — ее двоюродный брат и потому что он хорошо к ней относился. Когда ей было шестнадцать, он покупал ей пиво и водил ее к врачу, когда она была беременна Джи.
