— Сеньорита, чем могу помочь?
Маргарите это понравилось. Она попросила усадить ее за баром.
Она заказала пиво и рюмку текилы. Бармен взглянул на нее, моргнул, но промолчал. К выпивке прилагалась корзиночка с чипсами тортилья. Она налегла на чипсы, хотя сальса оказалась гораздо острее, чем она ожидала. Опустошив рюмку, она попросила еще, в пару к пиву. Когда бармен вернулся с текилой, она показала ему фотографию отца.
Фотография была старая, примерно того времени, когда Маргарита училась в старшей школе. Отцу, судя по всему, было лет тридцать. Загорелый, с проколотыми ушами, но без серег — бриллиантовых гвоздиков, которые он то ли заложил, то ли потерял. Он казался слишком худым, с выпирающими жилами, как у человека, чье тело истощилось от физического труда, хотя работа в автомастерских у него была не такая: он залезал под автомобили, выкатывался из-под них, занимался покраской, а все тяжести поднимали машины. Его загар отливал бронзой, и он улыбался, несмотря на выпавшие зубы: один передний, нижний клык, несколько задних. Правда, сощуренные глаза не улыбались — он как будто пытался пробурить дырку в авторе фотографии. Маргарита не знала, кто снял эту фотографию, откуда она. Ее дала ей Лэйси-Мэй.
— Так что? — спросила она.
— No lo conozco
[14], — ответил бармен, и даже со своим испанским она поняла.
Он спросил, будет ли она заказывать еду, но она попросила вместо еды еще рюмку текилы. Маргарита почувствовала, как алкоголь разъедает желудок. От острых чипсов у нее заболели десны. Все было не так, и теперь это «не так» захватывало и ее тело. Ее мать умрет, может быть, скорее всего. Все умрут, но Лэйси-Мэй умрет быстрее, гораздо быстрее, чем они ожидали. А ее отец уже, вполне вероятно, мертв. Когда Робби только начал пропадать, они все боялись, что с ним что-то случилось, но он всегда возвращался в порядке. Это превратилось в привычку, в норму, но Маргарита всегда знала, что однажды он пропадет навсегда. Она не особо об этом думала — какой смысл? Когда умрет, тогда и умрет, как и все, но теперь она задумалась. Может, самым неожиданным поворотом в этой истории окажется, что Робби уже мертв. Она все равно нашла бы деньги на билет обратно в Калифорнию, но ей не нравилось представлять отца мертвым. Ей было проще, если бы родители придерживались заданного ритма: Лэйси-Мэй с Хэнком работали бы в магазине и продолжали изображать временный брак, а Робби чинил бы машины, упарывался, исчезал и возвращался, звонил бы дочкам пьяный, чтобы сказать, как он их любит. Так она знала, чего ожидать, она могла сосредоточиться на собственной жизни и карьере. Много лет родители, как телевизор без звука, разыгрывали одну и ту же знакомую пьесу. Можно даже не смотреть — все равно знаешь, что они на месте.
Она вернулась к реальности. С Робби наверняка все в порядке. Прошло всего несколько недель.
Когда бармен принес еще одну рюмку, он встал перед ней, меряя ее взглядом. Он был почти ее ровесник, кареглазый, поджарый. Довольно красивый, не считая отколотого зуба. Маргарита думала, что он сейчас будет к ней подкатывать или спросит, справится ли она с таким количеством выпивки. В любом случае, ответ был бы «да, конечно».
— Сеньорита, — сказал он. — Вот ваша текила. Но не желаете ли чего-нибудь покрепче?
— Как покрепче? Типа двойную текилу?
— Нет, я не про алкоголь. Про кое-что еще.
Он закусил губу и оглянулся, как будто за баром кто-то прячется. Он нервничал, и тут Маргарита поняла.
— Что, таблетки?
— Таблетки, порошок, крэк. Все, что пожелаешь.
— Тут, в ресторане?
Он покачал головой.
— Только у меня. Я знаю нужных людей.
Это казалось так неправдоподобно: голубое поло, гладко выбритое лицо. Так вот как оно работает в Северной Каролине? Маргарита сомневалась, что у него есть грибы, но вдруг. От травы слишком слабый эффект, чтобы рисковать, — тут вам не Лос-Анджелес. Она слышала про друзей из школы, у которых были неприятности из-за всяких причиндалов типа бонгов и трубок, хотя при них ничего не было. Да и потом, ей скоро встречаться с сестрами.
— Давайте просто текилу, — сказала она, и он кивнул и запустил по барной стойке свежую рюмку.
— Но если передумаете, — сказал он, натирая стойку, — вы знаете, где меня найти.
— Да-да. — И она махнула на него рукой.
Она знала, что это грубо, но, если она хочет пережить эти дни и сестер, надо держать себя в руках. Они бы сразу поняли, что она под чем-то. Диана стала бы крутиться вокруг нее, как будто это ей нужна помощь, а Ноэль фыркала бы, как и сейчас, только с хорошим предлогом. Лучше держаться чего-нибудь полегче, что не слишком мутит мозги. Еще одно пиво, и она пойдет.
Когда Маргарита въехала на стоянку перед рестораном суши, капот ее седана дымился. Бампер просел, а из разбитого левого зеркальца торчали провода. На передней фаре виднелась трещина.
Ее сестры уже сидели в ресторане в уголке за столиком у окна. Они заказали, не дождавшись ее: на столе между ними стояла тарелка соевых бобов. Одна на двоих. Естественно. Она с грохотом уселась на свое место, и они уставились на нее, раскрыв рот.
Она молча взяла меню.
— Мы хотели дождаться, — сказала Ноэль, — но проголодались. Ты опоздала на час.
В ее голосе было что-то извиняющееся, но Маргарите от этого не стало лучше. Любой жест Ноэль — всегда временный, она всегда в конечном итоге думает только о себе, всегда уверена в своей правоте, в том, что она одна понимает всю правду об их семье, об их городе, обо всем мире.
— Ой, да иди ты, — сказала Маргарита. — Почему меня это не удивляет?
При этих словах у нее защипало глаза, и она полезла в сумку, чтобы надеть солнечные очки. Она снова уставилась на меню, но все названия расплывались.
— Ты что, пьяная? — Диана положила руку ей на плечо, но Маргарита отдернулась.
— Да ладно, почему не рассказать вам, раз вы так озабочены, — сказала Маргарита. — Я въехала в машину какого-то парня. Немножко покарябала. Но я убедила его не вызывать копов. Я взяла у него телефон, дала ему свой. Разберусь.
Диана поднялась из-за стола и выглянула в окно. Она увидела столб дыма, поднимающийся из-под капота.
— О господи.
— Ничего страшного, — сказала Маргарита. — Я отвезу ее в мастерскую, когда мы тут закончим.
— Пьяная? — сказала Ноэль. — Ты собираешься и дальше ездить на этой развалине?
Подошла официантка в короткой лавандовой блузе с пышным воротником. Маргарита опустила взгляд — вниз, по облегающей черной юбке, к паре туфель на шпильках. Впервые она заметила белые скатерти, меню — листок бумаги в кожаной обложке. Это не просто ресторан суши. Это модный ресторан.
— Здрасьте, — сказала Маргарита. — Можно вас попросить нас сфотографировать?
