— И как оно, как ты представляла? Быть матерью?
— Хуже. Я не могла кормить грудью. Во время родов меня всю порвало. До сих пор не могу ездить на велосипеде. Плюс руководителям публичных театров не дают декрет. Приходится платить няньке несколько раз в неделю. С деньгами совсем туго. Но объективно — она идеальна. Посмотри на нее.
Нельсон кивнул, но на ребенка смотреть не стал. Он вдруг увидел Ноэль в тот день, когда они только начали пытаться. Он лежал на кровати и читал, и вдруг она ворвалась в спальню, уже голая, размахивая маленькой бело-голубой полоской. Она сказала, что у нее овуляция. Она сказала: я готова. Это Нельсон не знал наверняка; ему не хотелось, чтобы что-то нарушило баланс их жизни. Но потом он увидел, как она приближается к нему по матрасу на коленках, распахнув объятия, и не было никаких сомнений, что он сделает все, что она попросит.
Он прижался к ее лицу. Ему хотелось ее поцеловать.
— Знаешь, о чем я думала во время церемонии? — сказала она.
— О нашей свадьбе?
— О пьесе.
— Какой?
— «Мера за меру».
— Боже мой, — сказал он. — Мой дебют и моя развязка.
Оба засмеялись.
— Все такие парадные, и все эти церемонии — проход к алтарю, аплодисменты. Напомнило мне вечер премьеры.
Первое представление прошло так гладко, как только можно было желать. Людей было меньше, чем рассчитывал мистер Райли: только родители и близкие актеров, несколько девочек из клуба «Обеспокоенные школьники за справедливость». Но и при небольшом количестве зрителей все волновались. Алекса, которого поставили на роль герцога, вырвало за кулисами. Адира, которая так и сияла в своем костюме монашки, позвала всех помолиться, пока не подняли занавес. А Нельсон почему-то был совершенно спокоен. Он знал, что вся постановка не на нем держится — пьеса не про него. Он должен был только стать частью организма, и вместе они смогут создать спектакль, как они уже делали на репетициях. Это было волшебное ощущение.
Каким-то чудом никто не забыл слова. Ноэль постаралась, и занавес опускался и поднимался тогда, когда надо; она расставляла их за кулисами, смахивала пылинки с костюмов. Нельсон так управлял голосом, что сам себе дивился, и ослепительные огни рампы только помогали в этом: он почти не видел зал.
И все же, несмотря на все их победы, зрители почти не смеялись в нужных местах, а эмоции, которые актеры пытались передать, выходили не теми. Вместо ужаса Изабеллы перед хищничеством Анджело получалось просто легкое раздражение; герцог вместо важного получался яростным; только похотливость Анджело удалась хорошо, отчего родители смущенно ерзали в креслах. Помолвки в развязке привели зрителей в замешательство, и они аплодировали вполсилы, пытаясь понять, что произошло и хороший ли это конец. Никто не играл идеально, и все это знали, но это не имело значения. На два мимолетных часа они сплотились — старые ученики Первой школы и новенькие. В конце они взялись за руки и поклонились, и мистер Райли раздал всем по розе, а Ноэль — две. Ноэль с Нельсоном спустились со сцены, чтобы поздороваться с родными, с Линетт в первом ряду, с Лэйси-Мэй, Хэнком и девочками. Джейд и Робби нигде не было. Они взялись за руки и впервые представились как пара: Нельсон и Ноэль.
— Мне так повезло, что ты меня тогда любила, несмотря на все мои проблемы.
— Да брось, какие проблемы, — сказала Ноэль. — Это я напивалась, сбегала из дома и беременела.
— Ты хотя бы знала, кто ты. А мне невыносимо было быть мной.
— В тебе нет ничего плохого, знаешь. Никогда не было, просто ты до сих пор этого не видишь.
Она отлепилась от него и посмотрела ему прямо в глаза. У Нельсона завибрировала кожа: ему не терпелось услышать, что еще она скажет.
— Прости, — сказала она, качая головой. Глаза у нее блестели. — Я не могу помочь тебе это понять. Это больше не моя работа.
Она поцеловала его в ладонь и вернулась к дочери. Нельсону хотелось пойти за ней, и он еле удержался. Оставшись на танцполе один, он наконец понял, насколько он пьян: его шатало, в черепушке за глазами давило. Адира поймала его и удержала. Она отвела его за амбар по деревянному настилу. Ноги проваливались в грязь. В темноте они перешли через поляну к парковке.
— Куда тебя подбросить? — спросила она.
Отель был рядом с аэропортом, но он знал, куда хочет, чтобы Адира его отвезла.
— Мне надо ее увидеть, — сказал он. — Отвези меня к ней.
Новый дом, где жила Джейд, стоял недалеко от главной улицы. Кирпичный, двухэтажный, с застекленной верандой, отгороженной огромным кустом рододендронов. Это был тихий, пропитанный довольством район. На одной стороне улицы — начальная школа с площадкой, на другой — каменная баптистская церковь; дубы и кизил перед домами, большой парк в конце дороги, сплошные холмы и высокие магнолии. В таких районах много лет назад покупали дома университетские профессора, а теперь сюда переезжали айтишники. Раньше эту часть города он только проезжал мимо.
Адира аккуратно припарковалась перед домом, и он предложил ей зайти.
— Нет, спасибо. Не хочу присутствовать при этом разговоре. Но пока ты еще тут, Джи, пожалуйста… — Она протянула ему баночку мятных леденцов и помахала крошечным освежителем воздуха. Он с трудом открыл крышку и проглотил несколько штук, а она опрыскала его.
Он поблагодарил Адиру и крепко обнял ее. Она поехала в Райли, а он смотрел ей вслед. Он вдруг понял, что весь дрожит от ужаса перед встречей с родной матерью. Прошло столько лет.
Джейд отшатнулась, когда открыла дверь. Он смотрел, как выражение ее лица с удивления сменилось на подозрительность, а потом появилась улыбка, усталая, неуверенная. Она была в длинном черном халате, с заплетенными в косички волосами в высоком пучке. За ней на пороге появился Леон в клетчатых пижамных штанах и таком же халате. Что-то было в этом почти неприличное — застать их в таком виде, перед сном, но чего еще он ожидал. Нельсон опустил голову, посмотрел на ботинки, которые расплывались перед глазами, и подумал, заметят ли они, как его шатает.
Он прошел за ними внутрь. На кухне все было из настоящего дерева, синяя плитка, яркая живопись на стенах. Черная кошка терлась у них в ногах, потом запрыгнула на подоконник. Он не знал, что у мамы есть кошка; она никогда на его памяти не любила животных.
Леон заваривал чай и поддерживал вежливую беседу. Когда Нельсон объяснил, что делает в городе, он спросил про свадьбу. Потом спросил про Вену, его последнюю резиденцию. Пожаловался на свою работу в больнице, сказал, что на самом деле это Джейд занимается настоящим делом. Ее избрали членом совета штата по репродуктивным правам. Леон заполнял молчание, а Нельсон с Джейд попивали чай и старались не смотреть друг на друга.
Нельсон не понимал, злится ли на него мать. Он никогда не приходил к ней в гости сюда, в этот дом, хотя знал адрес по редким письмам и рождественским открыткам. Время от времени он звонил, когда мог рассказать что-нибудь хорошее, и они вскользь, за пару минут, делились новостями последних месяцев. Мы купили дом; я еду в Париж; альбом выходит в твердой обложке. Он походя рассказал ей про развод, много времени спустя после того, как ему пришли документы от Ноэль. Больше он про это не говорил, а она не спрашивала.
