А потом случилось самое странное. Понятия не имею, как и почему, но мне вдруг шарахнуло в голову: «Надо пойти в церковь».
И я пошел. В обеденный перерыв ушел из театра и пошел по Личфилд-стрит в соборную церковь святого Петра. Это большая, богато украшенная старая католическая церковь в центре города, но, когда я пришел, никого не было. Подошел к статуе Девы Марии и… начал с ней разговаривать. Не помню, вслух или про себя, но вот что я сказал:
«Мне очень нужна помощь. Я совершенно запутался и не понимаю, что со мной происходит. Не знаю, правильно ли это, грех ли это, зло ли это либо все нормально. Не знаю, что делать!»
Случилось нечто невообразимое. Пока я проговаривал – или думал? – слова, меня накрыло волной умиротворения. Будто вся тревога и отчаяние прошли. Я почувствовал аромат роз. Оглянулся, но никаких цветов не было.
Что же случилось в той церкви в Вулверхемптоне в обеденный перерыв? Меня действительно благословила Дева Мария? Знаю, звучит глупо, но спустя 50 лет у меня по-прежнему мурашки от мысли об этом. И некоторое время страх и тревога меня не беспокоили.
Музыка мне помогла. Я нашел утешение в группах вроде Zeppelin. Когда я сбивался с пути, не желая быть тем, кем я был, и злясь на себя и свои желания, врубал музыку. Я искал спасения у Zeppelin и Девы Марии.
В 1970-м я поехал на остров Уайт, где проходил фестиваль и выступал Хендрикс. Это было на следующий год после Вудстока
[27], ставшего поворотным моментом поколения хиппи в Америке. Я поехал с другом на пароме в Райд
[28], думая, что настал наш черед: «Вот оно! Это наш Вудсток!»
Фестиваль был чем-то невообразимым. The Who в самом начале выступления ослепили публику противовоздушными прожекторами. Хендрикс вышел на сцену глубокой ночью, когда я уже был без сил, но он выступил потрясающе. Мы разбили палатку… ну, палатки у нас, кстати, не было. Легли на травку и вырубились.
Музыка манила меня, и я знал, что из театра пора уходить. Я замечательно провел там время, но приоритеты поменялись. Я пришел туда, потому что очень хотел стать актером… а теперь мечтал стать певцом в группе.
Athens Wood репетировали по вечерам, и если всю неделю приходилось пахать над горячим освещением, то на группу у меня не было времени. Мне нужна была дневная работа. И в 1970-м, проработав в театре всего два года, я распрощался с ним и стал… продавать одежду.
Раньше была международная сеть британских магазинов мужской одежды под названием Harry Fenton's. В их магазине на Парк-стрит, в центре Уолсолла, было объявление – требуется стажер. «Почему нет?» – подумал я. Позвонил, приехал на собеседование, и меня взяли.
Не успел я оглянуться, как уже был продавцом магазина. Продавать одежду – не в театре работать, но я не жаловался. График меня устраивал, платили неплохо, и мне нравилось добродушно подшучивать над клиентами. Единственное, в чем я так и не изменился: меня хлебом не корми – дай поболтать.
В магазине всегда продавалась традиционная, довольно старомодная одежда для мужчин, но компании нужно было придумать, как завлечь молодых ребят, которые обычно закупаются в бутиках. Вдруг нам поступила куча модной современной одежды: костюмы из полиэстера, брюки клеш, галстуки-селедка и туфли на каблуках.
Меня такая политика полностью устраивала, поскольку появился гораздо более крутой выбор шмоток, которые можно было спереть. Ну, не спереть – взять поносить. Любил я это дело. Хватал новый костюм или классную рубашку и джинсы клеш и носил на тусовках по выходным.
Утром в понедельник, все еще с похмелья, я пытался засунуть костюм, провонявшийся бухлом, сигаретами и «Олд Спайсом», обратно на полки и снова прикрепить кнопкой рубашку, запихнув в целлофановый пакет, как будто никто ничего не трогал. Чертовы кнопки!
Как только я стал менеджером, мог включать любую музыку. Мне нравилось слушать ее в магазине, поэтому я врубал «School's Out» Элиса Купера. Пару раз жаловались, но… Я же менеджер! Ставлю что хочу!
Athens Wood выбили себе пару выступлений в местных кабаках. Играть живьем! Именно этого я и хотел, только перед концертами чувствовал себя почему-то одновременно уверенно и ужасно.
Перед первым выступлением у меня был страх, что никто не придет или услышат первую песню и сразу уйдут. Я был недалек от истины. В бар приперлось несколько алкашей и молча смотрели. Если кто-нибудь уходил, я молился про себя: «Хоть бы в сортир, а не домой!»
[29]
Но гораздо важнее было то, что мне нравились выступления. Мне было довольно легко скакать по сцене и визжать перед собравшейся кучкой незнакомцев. Я быстро понял, что, выходя на сцену, становлюсь увереннее и общительнее. Я не зазнавался, но и не забивался в угол.
Место прямо у края сцены, между гитаристом и басистом, идеально мне подходило. Я чувствовал себя в своей тарелке; там, где и должен быть.
У Athens Wood ничего не вышло. Вскоре все заглохло, и мы разошлись. Я уже не на шутку увлекся хеви-металом и пришел в блюзовую рок-группу Lord Lucifer, где была четкая позиция. И мне это нравилось. Теперь вместо мопеда у меня был мотоцикл BSA, и на топливном баке я написал название группы на фоне пламени. Выглядело отпадно – но Lord Lucifer так и не сыграли ни одного концерта.
Когда я сам не играл в группах, обязательно ходил на разные концерты. Я стал завсегдатаем рок-клуба Whiskey Villa в здании бывшей методистской церкви в самом сердце Уолсолла. Там я увидел еще одного кумира юности, Рори Галлахера с его первой группой Taste.
Теперь по вечерам я был свободен и ездил в Бирмингем на концерты, проходившие в клубах вроде «Дома блюза у Генри», на втором этаже паба. Я увидел, как там выступают замечательные блюзовые исполнители. Однажды вечером я видел Мадди Уотерса
[30] и не мог поверить, что он стоит прямо передо мной, в Бруми
[31]. Все равно что Моцарта увидеть!
