С тех самых пор, как я читал об этом на каком-то газетном огрызке в клубе «Соловей-разбойник», я хотел добраться до «Адвоката», агитационной газеты для геев, выходившей только в Сан-Франциско. Priest остановились в гостинице Holiday Inn в «Рыбацкой пристани»
[58], и я вышел из отеля и увидел, как при входе местные покупают в автомате свежие газеты.
«Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост»… Стой, вот же она! «Адвокат».
Ощущение, будто я нашел Святой Грааль. Мне нужен был всего четвертак (25 центов), чтобы открыть ящик и взять копию, и я начал рыскать по карманам кожаных штанов. Черт! Была только бумажка в один доллар.
Мимо проходила хорошо одетая женщина средних лет, и от переизбытка чувств я ломанулся к ней. «Простите, нонимаглибывыразминятьмнечитвиртак, а?» – протрещал я.
Она вытаращилась на меня, подняв брови: «Что, простите?» И в этот момент до меня дошло, что они здесь, в Северной Калифорнии, видимо, не разговаривают на моем местном диалекте. Я замедлил речь и попробовал еще раз: «Я дико извиняюсь, но не могли бы вы разменять мне доллар на четыре четвертака?»
Она разменяла, я отнес «Адвокат» к себе в номер и прочитал от корки до корки. Там были страницы с различными гей-мероприятиями, статьи, дискотеки и объявления о знакомствах. Я сравнил все это с убогой и жалкой жизнью в Уолсолле, где нервно прятался в общественных туалетах. Я был на Святой Земле!
Главное гей-сообщество в Сан-Франциско находится в Кастро
[59], и мне не терпелось его увидеть… Но не увидел. Как всегда, зассал. В Америке мы становились популярными, и время от времени меня узнавали – а что, если меня увидит фанат и пойдет слух, что Роб Хэлфорд таскается по гейским местам?
Также я купил в Сан-Франциско адресный справочник Боба Дэмрона. Это была тонкая неброская книжка, которая легко умещалась в заднем кармане джинсов – в ней был список гей-баров, бань и точек скопления геев в сотнях городов и пригородов по всей Америке.
Пока наш гастрольный автобус ехал по ночному шоссе, я лежал в койке, свет горел, а занавеска задернута, и пытался запомнить всю информацию из справочника. Оказывается, «Кострище» – лучший гей-бар в Бирмингеме, штат Алабама. А если я буду проездом в Ковингтоне, штат Кентукки, следует зайти в «Джуш Бо». А остановившись в Голливуде, стоит попробовать Annex West на Мелроз-авеню.
Но ни в одном из них я так и не побывал. Максимум, на что отваживался, это прогуляться по гей-кварталам, которые оказывались рядом с отелем, где остановилась группа, или же быстренько прислонить нос к окну какого-нибудь гей-клуба, как диккенсовский оборванец, жадно пожирающий глазами запретные булочки
[60].
Выступая на разогреве на крупных площадках, я намеренно вел себя эпатажно и придумал несколько эффектных движений с микрофонной стойкой. В Agora Ballroom в Кливленде мне это аукнулось, когда я пробил ею потолок и на голову посыпалась штукатурка.
После Кливленда мы на одну ночь вернулись в Нью-Йорк, чтобы отыграть в Bottom Line. Я ждал этого момента… Поскольку после концерта собирался отлучиться по своим делам. Искушенный гей в CBS свел меня со своими друзьями, «которые жаждали со мной познакомиться».
Мы встретились после концерта, и они отвели меня в большой дом возле Центрального парка. Я чувствовал себя прекрасно – не успел прийти, как мне тут же налили, и местные парни стали ко мне подкатывать, говоря, как сильно любят Judas Priest и как здорово я смотрюсь на сцене.
Кто-то снова налил мне выпить, и я поплыл. Затем я уже конкретно начал пьянеть: «Какого хера происходит?» Двое парней отвели меня в другую комнату, а потом я помню лишь их руки по всему своему телу… И тот, который постарше, сделал мне минет.
Я знал, что этот человек был старше, поскольку он вытащил зубной протез, чтобы я спустил ему в рот.
Я доковылял обратно в отель. Лишь на следующий день я понял, что мне в напиток что-то подмешали. Было неприятное ощущение, что меня надули, я был расстроен и зол… И вспоминал те ужасные моменты с другом отца, «так любившим театр».
Priest быстро понимали свои возможности после подписания контракта с крупным лейблом. Завершив американское турне, мы всего на пару месяцев вернулись в Мидлендс, после чего отправились в следующее большое приключение – первую поездку в Японию.
Это был крышеснос! Мне сразу же понравилось японское общество. Мой первый визит в Нью-Йорк был потрясающим, но город казался невероятно знакомым, поскольку я видел его во многих телешоу и фильмах. В Токио мне казалось, будто мы высадились на другой планете.
CSB забронировали нам крошечный отель, который был фактически для японских бизнесменов. Номера были размером с почтовую марку. Если ты стоял в центре комнаты, раздвинув руки в стороны, можно было дотронуться до обеих стен по бокам.
Я в то время брал с собой кучу шмоток. По какой-то невообразимой причине брал все вещи, которые у меня были, как для сцены, так и просто – переодевался три или четыре раза в день, потому что, ну не знаю, так ведь и делают рок-звезды, верно? Я запихивал шмотки в алюминиевый чемодан, как это делали на чертовом «Титанике».
В первый вечер я заказал в номер ужин из трех блюд. Дверь была приоткрыта, и вошел официант, с трудом неся два груженых подноса. Разумеется, мой огромный чемодан в комнате он не увидел.
БАХ! ШЛЕП!
Парень полетел. Это был настоящий фарс! Бедняга споткнулся о мой багаж, и тарелки с едой разлетелись по всей комнате, падая на кровать, стены, пол, телик. Даже я был весь в еде!
Это была настоящая комедийная миниатюра, и я ржал как ненормальный… Пока не увидел, что парень со стыда сгорает. Он кланялся как заведенный, складываясь пополам так быстро, что было не видно его торса, и лихорадочно извинялся.
Я тут же превратился в мультяшного англичанина за границей: «НИЧЕГО СТРАШНОГО». Гавкал я на него в три раза громче своего голоса, как будто от этого он меня лучше понимал. Я улыбнулся ему и ободряюще поднял большой палец. «НЕ ПАРЬСЯ!»
Но официанту было не до шуток. Продолжая кланяться, он попятился назад из номера, чтобы скорее найти уборщицу.
Хотелось бы мне сказать, что я приравнял стандарты отеля к уровню уважения и благопристойности его сотрудников… Но это не так. Все концерты в Японии начинались в 6 часов вечера, а это значило, что в отель мы возвращались в 9, изрядно надравшись, и убивали время. Это была лютая смесь.
Я никогда не отличался тем, что громил номера отелей – будучи пареньком из рабочего класса, я знал, что чьей-нибудь бедной маме придется убирать за нами этот бардак, – но одно время питал слабость к огнетушителям.
