Я многие годы не мог добиться уверенности в себе и спокойствия. Теперь я действительно в гармонии с собой и счастлив, и дело не в моей трезвости или признании. Дело в том, что я двадцать пять лет провел с партнером, с которым невероятно близок и являюсь единым целым. Если повезет, каждый встретит «своего человека». Им для меня стал Томас.
Мы каждый день проводим вместе. Практически неразлучны. Томас ездит со мной на все гастроли Priest – на самом деле я сомневаюсь, что сегодня смог бы справиться в туре без него. Он моя скала, мой воздух.
Когда мы в Финиксе, из-за бессонницы я редко ложусь спать раньше трех утра. Поэтому мы спим до обеда, затем едем перекусить в ближайший торговый центр. Потом можно залезть в бассейн. Мы себя не перетруждаем. И нам это нравится.
Может быть, фанаты Priest думают, что я каждое утро гоняю на своем «Феррари», встречаю Леди Гагу, пью шампанское, а затем прыгаю с парашютом. Мечтать не вредно! Когда Priest отдыхают от гастролей, вот так мы с Томасом и живем. Мы довольно… скучные.
В туре нас круглосуточно окружают посторонние. И этому нет конца. Поэтому когда мы возвращаемся в Финикс, приятно посмотреть вечером какое-нибудь кино по Netflix… Или съездить пару раз в месяц в казино, часок поиграть на автоматах. Это все, что нам надо.
В Уолсолле все так же скромно. Томасу нравится приезжать со мной в Уолсолл: там можно ходить пешком, а не ездить, как в Америке. Мы видимся с моими родными, зависаем… И каждый вечер отправляемся на «ночные прогулки».
Идем по улицам вокруг моего дома, где я живу последние сорок лет. Проходим мимо крошечного глухого переулка, где родители наконец-то разрешили мне купить им бунгало. Никогда не забуду, как они были счастливы.
Долгое время после смерти родителей я не мог ходить по этому переулку и смотреть на их старый домик. Слишком больно и мучительно. Слишком много воспоминаний. Мамы и папы больше нет. Детство кончилось. Я старался сдерживать слезы.
Теперь я хожу там. Но крайне редко.
В следующем году мне стукнет 70 лет, и я понял, что хочу рубить в Priest столько, сколько смогу. Однажды уйдя из группы, я совершил ошибку, и никогда этого больше не сделаю. Со сцены меня вынесут только вперед ногами.
Я хочу вечно драть глотку! Пение – это отдушина; моя цель и смысл в жизни. Находясь на сцене с Judas Priest, я чувствую себя по-настоящему живым. Не могу передать эмоции и радость, которые испытываю. С этим ничто не сравнится. Я хочу и в 80 вопить песню «Painkiller»!
Гленн разменял уже восьмой десяток и всегда называет наших поклонников «детишками» – даже несмотря на то, что многие младше его всего на десять-двадцать лет! Я считаю, это очень мило и искренне. Ведь сколько бы тебе ни было – приходя на концерт хеви-метал-группы, ты снова ощущаешь себя подростком.
Сегодня Judas Priest, как и многие группы-ветераны, – это машина времени. Мы можем исполнять песни из семидесятых, восьмидесятых или девяностых и перенести вас прямо в тот период. Эй, на дворе снова 1978 год! А теперь 1985-й! Мы – семья, с детьми. И у семей прекрасные воспоминания.
Я все так же влюблен в хеви-метал. Каждый день сижу в планшете и внимательно ищу сайты с новыми артистами и музыкой. Музыкальные метал-сцены развиваются в самых неожиданных странах – например, в Южной Африке и даже в Иране! Я хочу, чтобы Priest там выступили.
Сегодня, перед тем как лечь спать и прочитать книгу медитаций, я молюсь. Читаю молитву Господню и молитву о терпении, а затем молюсь за всех, кто присутствует в моей жизни: за Томаса, свою семью, наших поклонников – за всех. Я действительно верю в силу молитвы.
Я не совсем знаю, кому молюсь, но знаю, что кто-то или что-то меня слышит. Жизнь на планете не заканчивается. Несомненно, жизнь после смерти существует. Я понял это, когда встретил женщину с Ямайки по имени Пёрл в ночном клубе Нью-Йорка.
Я не боюсь смерти. Ни капли. Она может прийти за мной в любой момент – может быть, завтра я долбанусь башкой о бортик в бассейне. Или свалюсь на сцене с мотоцикла в юбилейном туре! Жизнь может остановиться в любую секунду, вот и все.
Дайте-ка я поясню. Я не говорю: «Да, давайте, впускайте старуху с косой!» Очень люблю свою жизнь и не хочу, чтобы она заканчивалась! Но я готов. Иногда задаюсь вопросом, какими будут мои похороны. Думаю, что хотел бы отправиться в последний путь в гробу из кожи и металлических шипов, чтобы был почетный караул, весь в металле! А еще все вокруг плачут.
Много слез и скорби. Да, мне это нравится!
Где меня похоронят? Я подумывал купить место рядом с Ронни Джеймсом Дио на Голливудских холмах… Но, наверное, выберу Уолсолл. Там я родился, там должен и умереть. И хотелось бы памятник. Может быть, он будет стоять в центре города, где раньше были общественные туалеты, в которых я искал себе жертву (как минимум, заслуживает мемориальной таблички, согласны?!). Но лучше всего поставить памятник возле церкви Святого Матфея, на вершине холма, с которого открывается замечательный вид на Уолсолл.
Ах да, еще я бы хотел, чтобы ночью на памятник опускался сценический дым и светили несколько лазеров – будьте так любезны. Вроде бы не так много прошу.
Я время от времени возвращаюсь в Уолсолл, где и начал свой путь, но городок сильно изменился. Паникующие школьники больше не задыхаются. Той мрачной Черной страны – родины тяжелой промышленности, города завода Братьев Томас и чугуна – больше нет и никогда не будет.
Несколько лет назад я на целый день вместе с Томасом, Сью и ее девятилетней дочерью Саскией отправился в музей Черной страны
[128] в Дадли. Это потрясающий урок истории под открытым небом; с любовью воссозданная деревушка, сохраняющая наследие индустрии и горнодобывающей промышленности района.
Мы гуляли по мощеным улицам, заглядывали в окна старых кузниц и фабрик, катались на баржах вдоль канала, и вдруг Саския подошла ко мне и что-то протянула.
– Дядюшка Роб, – спросила она, – а что это?
Я опустил голову и внимательно взглянул. Она держала кусок угля.
– Это уголь, Саския, – ответил я.
– Уголь? А что такое «уголь»?
Я ушам не поверил.
– Саския, ты меня разыгрываешь! – сказал я.
– Нет же! Что это?
И я объяснил племяшке, что такое уголь и что мы раньше с ним делали. Рассказал о покрытом черной сажей продавце угля, который каждую неделю появлялся на пороге нашего дома в Бичдэйле с мешком этого добра.
«Ничего себе!» – отреагировала она. И аккуратно завернула кусок угля в тряпочку, чтобы показать друзьям в школе.
