Из-под груза неотвязных мыслей меня вырывает незнакомый мужчина. Он идет к нашему столику, не сводя с меня взгляда. В какой-то момент я даже решаю, что мы уже знакомы — так он смотрит. Но нет, сфокусировавшись внимательно на лице, понимаю, что я его никогда прежде не встречала.
— Карл, — протягивает Тарскому ладонь для рукопожатия.
Гордей встает, чтобы ответить на это приветствие, и приглашает мужчину вместе с его спутницей Эммой за наш стол. Я все так же достаточно ровно воспринимаю то, что девушка сразу же жмется к нему, а мужчина — ближе ко мне.
— Вы очень красивы, Катрин. Можно я буду называть вас Кати?
— Как вам угодно, — даю разрешение и машинально подношу ко рту бокал с вином.
Едва делаю глоток, как прилетает следующий вопрос, который волей-неволей заставляет меня напрячься.
— Вы давно в Берлине?
— Я здесь родилась, — пытаюсь выдерживать старую легенду.
— Надо же, — произносит он с непонятной интонацией и стопорится на моем лице взглядом.
Очень пристально рассматривает. Это вызывает дискомфорт, и я неосознанно оглядываюсь в поисках поддержки. Только Таир в нашу сторону даже не смотрит. Увлечен беседой с новой знакомой. Как ни цепляюсь, искусственно созданное равнодушие рассеивается, и грудь резко затапливает ревность. Она же вытаскивает остальные эмоции, среди которых самыми весомыми кажутся обида и злость.
Не отдавая отчета своим действиям, резко вскакиваю на ноги. Однако покинуть зал мне не позволяют. Едва совершаю шаг, Тарский вырастает передо мной скалой и, преграждая путь, не дает пройти. Буквально налетаю на него. С дрожью выдыхаю, заглядывая в глаза.
Темнота, что там плещется, не сулит мне ничего хорошего.
— Вернись на место, — требует Таир приглушенно и крайне настойчиво.
Отступаю инстинктивно. Медленно опускаюсь обратно на диван. Еще какое-то время дышать не могу. Кажется, что если выдохну, сорвусь на рыдания.
Как же больно…
Едва-едва нахожу в себе силы запустить естественные процессы жизнедеятельности. Приток кислорода подхватывает тлеющий в груди фитилек. Раскатывает огонь по ребрам. Лижет языками внутренние органы.
Что ж… Если это то, что тебе нужно, Таир, ты это получишь.
Повернувшись к Карлу, выжимаю улыбку. Он значительно старше Тарского. И, безусловно, проигрывает ему по всем параметрам. Но мне плевать. Ведь я сама не ищу варианты и не пытаюсь заместить дыру в груди. Просто делаю то, что от меня ждут.
«Чем быстрее ты начнешь сотрудничать, тем быстрее сможешь вернуться домой».
Пора, пора…
Настраиваю в своем подсознании: «Хватит цепляться за Таира и заметать все дороги к дому. Пусть он делает, что ему, черт возьми, заблагорассудится, а я должна вернуться к отцу».
Жаль, что кроме как улыбку, больше ничего не способна из себя выдавить. Никогда не страдала косноязычием. Напротив, всегда умела поддержать беседу практически в любой компании. Но здесь, с этим мужчиной, слова не идут. Он отпивает из стакана бурбон и закуривает сигарету, а я продолжаю до ломоты в скулах держать одну и ту же эмоцию.
Что же дальше? Что?
Господи, помоги мне!
Умышленно или нечаянно пепел слетает прямиком мне на ногу. Не успеваю моргнуть, как Карл скользит по моему колену, якобы чтобы смахнуть с тонкого капрона несгораемые остатки табака. Цепенею, когда ладонь остается. Раскрывая пальцы, ползет вверх по моему бедру. Целенаправленно подбирается к подолу платья и, лишь перейдя эту границу, тормозит.
С дрожью выдыхаю, когда лицо мужчины приближается к моему. Чувствую запах алкоголя, никотина и слабые нотки еще чего-то незнакомого. Ничего откровенно неприятного, хотя, возможно, я испытываю слишком сильный шок, чтобы полноценно анализировать свои ощущения.
Неужели Тарский позволит этому случиться?
Смотрю на тонкие мужские губы. Сталкиваюсь с хмельными глазами. Зажмуриваюсь до того, как рот Карла накрывает мой.
Неужели ЕМУ все равно???
Сердцебиение безумно разгоняется, но мне плевать, даже если проклятое сердце вырвется, наконец, из груди и заберет из моего тела остатки жизни. В эту самую секунду часть моей истерзанной души желает, чтобы все прекратилось. Вторая же часть горячо и отчаянно жаждет отмщения.
Да пусть же будет ЕМУ хоть чуточку больно!
Пусть будет!
Какой бы глупой, жалкой и безрассудной не выглядела эта месть, я собираюсь ею нас обоих уничтожить.
ТЕБЕ ведь больно?
Знаю… Чувствую…
Смотрит… Смотрит и сворачивает пространство своей яростью…
Я задыхаюсь… Кончик мужского языка мягко раздвигает мои губы и проталкивается внутрь рта. Одновременно с этим тяжелая ладонь неторопливо двигается выше по бедру и доходит практически до белья.
Вздрагиваю всем телом, но не пытаюсь Карла остановить.
ТЫ сам этого захотел… Сам…
Внешне себе кажусь деревяной, неподвижной, ледяной, а внутри кострами дикими разгораюсь. До конца вечера точно сгорю, не вынесу этой игры. Не вынесу… И пусть!
Но… Поцелуй внезапно прерывается. Какая-то невидимая сила резко отдергивает от меня Карла. Разжимая веки, понимаю, что это сделал Тарский. Едва встречаю залитые пылающей чернотой глаза, как он дергает меня за руку, вынуждая подняться, и молча выволакивает из зала.
Наверное, в холле мы замедляемся. Не могу понять… Сердце своей сумасшедшей скоростью все иные показатели сбивает. В голове нарастает звон. По телу распространяется болезненный гул.
Позволяю запихнуть себя в машину. Слепо пялюсь в лобовое стекло, пока покидаем парковку. На трассе свет фар встречных машин жжет глаза. Но не он заставляет их переполняться слезами.
Тарский все молчит и молчит. Никак не комментирует произошедшее. Не произносит ни единого слова. Хотя я чувствую, что внутри него что-то происходит. Как бы ни старался заглушить, его эмоции трескучей энергией раскалывают сжатое вокруг нас пространство.
Срываюсь непреднамеренно.
Разорванно вздыхаю, судорожно всхлипываю и начинаю громко плакать.
Глава 17
Таир
Катины рыдания не стихают до самого дома. Рвет нутряк на ошметки, а там ведь и без того лютый шквал душу загребает, словно все силы природы, весь вселенский беспредел за грудину каким-то шальным ветром замело. Как это без зверства вывезти? Опасаясь того, что царевна может увидеть в моих глазах, взгляда ее избегаю. Сжимая рулевое колесо, фокусируюсь исключительно на дороге.
Катя… Катерина… Катенька, мать ее… Катенька… Катенька…
