— Не надо так шутить, — сипло прошу я, когда удается успокоиться. Вроде слезы утерла, и смех отпустил, только трясет всю, словно голой на сорокаградусном морозе нахожусь. — Не смешно.
Это просто дурной сон…. Просто дурной сон…
Не хочу, чтобы Януш еще что-то говорил. Хочу, чтобы исчез к чертям и сгорел в аду! Но он говорит.
— Гордей обхаживал твоего отца три года. Все покушения на тебя были провокацией, чтобы вывезти из страны.
— Зачем? — едва нахожу силы, чтобы выдохнуть.
Прижимаю к губам ладонь, иначе кажется, что закричу. А может, стоит… Выплеснуть скопившийся ужас. Вдруг полегчает? Отнимаю ладонь, но крик стынет в груди. Словно булыжник оттягивает легкие и не дает вытолкнуть наружу всю ту боль, что сейчас разрывает.
— Катрин, Катрин… — а вот Януш снова смеется. — Твое личико нужно было для приманки Потоцкого.
— Почему именно я?
Разве он не видит, что я на грани? Разве не может солгать? А еще лучше — заткнуться!
— Потому что Потоцкий много лет был любовником твоей мамочки. А ты, Катрин, на нее так похожа.
Можно ли чувствовать себя хуже? Можно, когда в голове, словно огненные вспышки, загораются образы. Вот откуда я помню эти глаза — мама его рисовала. Лицо другое, но глаза… Содрогаюсь всем телом. Обхватываю себя руками и принимаюсь непроизвольно раскачиваться.
— Это омерзительно… — кричать, к сожалению, так и не получается. Выдыхаю с каждым звуком свою слабость. — Просто отвратительно… «Комната»… Гордей там еще?.. — не в состоянии сформулировать четкий вопрос.
Януш противно гогочет, а у меня в ушах закладывает. И кажется, что вот-вот лопнут перепонки. Если сердце не опередит.
— Врать не люблю. Кроме того отсоса — чист.
Я даже не понимаю, что чувствую после этой информации. Если облегчение, то имеет ли оно сейчас какой-то смысл? После того, что я уже узнала, это ли важно?
Господи, как жить дальше?
— Я тебе не верю… Нет, не верю, — иду в глухую оборону. Веки прикрываю, а перед взором горят глаза того мужчины. Как избавиться теперь? — Зачем тебе все это мне рассказывать? Если бы было правдой, ты бы не выдал Гордея… Ты бы… Я не верю… Не верю…
— Что ж… — впервые отчетливо слышу в его голосе злость. — Поехали. Сама увидишь.
Глава 30
Катерина
Еще до того, как мы входим в квартиру, которую Януш открывает своим ключом, полученная информация просеивается, становится осязаемой и оседает новыми шрамами на сердце. Из дальней комнаты доносится чей-то жуткий мычащий стон. Движемся на этот звук в кромешной темноте. Под ботинками что-то противно скрипит. По ощущениям кажется, что битое стекло, но проверить — возможности нет. Да и неважно это… На какой-то миг обезумевшие удары сердца становятся всем, что я способна воспринимать.
Не знаю, какие цели преследует Януш. Да и на самом деле никакие доказательства мне больше не нужны. Мы выходим на свет и… Хватает того, что я вижу в глазах Тарского, когда наши взгляды пересекаются.
Он не удивлен, нет. Возможно, ему звонил Федор… Возможно, сам Януш предупредил… Возможно даже, что все происходит по его собственному указанию. Уже ничему не удивлюсь.
«Гордей обхаживал твоего отца три года. Все покушения на тебя были провокацией, чтобы вывезти из страны…»
Едва держусь на ногах. И без того презираю всю эту законную власть. Сейчас же ко всему добавляется удушающее понимание — Тарский меня использовал. Он просто использовал меня. Он меня использовал!
— Я твоя?
— Сегодня станешь…
«Потоцкий много лет был любовником твоей мамочки. А ты, Катрин, на нее так похожа…»
— Верь мне и в меня…
«Твое личико было нужно для приманки Потоцкого…»
— Я люблю тебя! А ты — меня. Признай.
— Признаю…
«Даже твое похищение во Франкфурте — часть плана…»
— Красивая ты… Самая красивая… Красивая моя… Катя-Катенька…
Нет, я не просто презираю «погоны». Теперь я их люто ненавижу!
Голову кружит совокупность жутких запахов — цветочный, железистый и жженой кожи. Краем глаза вижу в центре комнаты привязанного к стулу мужчину, но, честно говоря, сосредоточиться на нем в этой разрушающей ситуации не получается. Не в силах оторвать взгляд от Тарского.
Как ты мог?! Как же ты мог?!
— Мы с Катрин все же решили тебе помочь, — заявляет Януш, разбавляя трескучую тишину тем самым странным смехом. Мне бы впору поддержать его в этом веселье. Вдруг легче станет? Только я ни одну эмоцию не могу высвободить. — Мы ведь одна команда. Правда, Катрин?
Я не отвечаю. Гордей тоже молчит.
«Агент спецслужбы… Майор разведки… Секретные операции…»
Не его действия подтверждают слова Януша, а то, как он держится. Как смотрит на нас… С тем леденящим холодом и ужасающей безжалостностью, которые я впервые увидела в нем после нашего первого поцелуя.
«Я просто делаю свою работу…»
Сейчас это безэмоциональное заявление играет новыми красками. Теперь я понимаю, что Тарский имел в виду каждый раз, когда бросал мне эту фразу. Теперь я понимаю… И это очень больно.
«Как только она будет выполнена, все закончится…»
Улавливаю стон и неосознанно реагирую, переключая внимание на связанного мужчину. Он находится в сознании, но при этом глаза у него мутные. Лишенные какой-либо сознательности, будто пьяные от боли. На лице и на груди алеет несколько отчетливых отпечатков… от утюга. Об остальных методах пыток, которые Тарский на нем испытывал, трудно судить — кожа во многих местах залита кровью.
— Вижу, что тут все, — флегматично протягивает Януш.
Таир отворачивается. Собирает со стола какие-то вещи. Действует вроде как спокойно, но я буквально ощущаю исходящую от него ярость. Защелкнув кейс, он достает из кобуры пистолет, неспешно накручивает глушитель и стреляет этому человеку в голову.
— Да-а… Точно все, — глумливо отбив поклон, Януш направляется к выходу.
Я же еще какое-то время стою. Просто не могу пошевелиться. Как бы цинично это не звучало, смерть меня не пугает. Столько их перевидала… Пугает то, что ждет нас после. Осознаю, что не готова к разговору. Мне необходимо еще время, чтобы полностью принять ситуацию.
Он меня не любит… Любила только я… У него работа… Он меня использовал…
Так больше и не взглянув в лицо Тарскому, разворачиваюсь и выбегаю из квартиры. Не помню, как оказываюсь на улице. Какое-то время даже холода не ощущаю, хотя стоит приличный «минус». Шаги постепенно замедляются. Плетусь, сбивая носки ботинок о мощеное покрытие. Не разбирая дороги, пытаюсь добраться домой. Куда мне еще идти?
