Стены, похоже, были сделаны из многослойной фанеры. Присмотревшись, можно было заметить, что они слегка искривлены. Светло-зеленый цвет, в который они были выкрашены, показался мне довольно удручающим – сложно было представить, что он мог кому-то понравиться. Такой оттенок часто использовали для стен вокзалов на старых станциях японских железных дорог. Блестящую краску накладывали множеством слоев, так что, казалось, можно было на ощупь почувствовать ее толщину.
В японских домах, как правило, есть большая стеклянная дверь или подобие террасы, выходящей во внутренний двор, но у этого дома, построенного в европейском стиле, было лишь несколько маленьких окошек с видом на сад. На каждом из них висела занавеска с мелким цветочным узором, который выцвел и стал почти неразличимым.
Комната освещалась люминесцентной лампой, висевшей под потолком, – ее, скорее всего, установили уже в более поздний период. На потолке остались следы старых осветительных приборов. По верху стен висели старомодные светильники, похожие на газовые лампы, но они давно не использовались.
Прямо под одним из светильников висела небольшая картина маслом, в пыльной громоздкой раме. Картина выглядела очень старой и темной – было неясно, что на ней изображено.
– Кошмар, согласитесь? – заговорил Юдзуру. – Весь дом – одна сплошная музейная реликвия, которую я постоянно ремонтирую и крашу. Дом ведь довоенный, слишком старый…
– Это работа мистера Пэйна? – спросил я, указывая на темную картину на стене.
– Нет. Это картина японского художника, висит здесь с момента постройки дома. Никто так и не потрудился найти ей замену. Художник неизвестный, скорее всего, любитель. Явно была по вкусу предыдущему владельцу дома – директору стекольного завода.
– В доме остались картины мистера Пэйна? – спросил Митараи.
– Нет, ни одной, – ответил Юдзуру, округлив глаза за стеклами очков. Пламя горящего камина окрасило его пухлые щеки в оттенки оранжевого. – По какой-то причине в доме не осталось ни одной его работы. А ведь он, похоже, был довольно известен на родине, в Британии.
– Ни одной? – Митараи, кажется, даже привстал с дивана.
– Он совсем не рисовал, пока жил в Японии. Даже набросков не осталось.
– Странно! Художнику – не рисовать, музыканту – не прикасаться к инструменту, писателю – не писать ни строчки… это же пытка! Должно быть, он был очень занят работой…
– Нет, отец, конечно, был директором школы и владельцем бизнеса, но на деле был абсолютно свободен.
– Трудно поверить, что, имея свободное время, художник ничего не создает. Так ведь, Исиока-кун?
– Верно. Все равно что выпустить голубя из клетки, но запретить ему летать.
– Согласен. Юдзуру-сан, вы же занимаетесь своими исследованиям всегда, когда есть возможность?
– Да, можно сказать и так. Отца можно назвать чудаковатым, но каждый его день был расписан по часам. С утра вставал в шесть сорок пять, шел на получасовую прогулку, после завтрака отправлялся в школу, а по возвращении находился здесь, в этой комнате, строго до определенного времени – так и жил.
В дверь постучали, и в комнату вошла молодая девушка, которая принесла поднос с чашками и медленно поставила его на стол перед нами. Девушка была довольно миловидной, со светлой кожей и круглым личиком. Для старшеклассницы она выглядела моложе своих лет.
– Это Миюки, – сказал Юдзуру и представил нас: – Это – господин Митараи, известный сыщик, а это – его помощник, господин Исиока.
Девушка поклонилась и широко улыбнулась – на ее щеках проступили ямочки. У Миюки были большие выразительные глаза с двойным веком и темные брови.
Расставив чашки, девушка прижала поднос к груди, быстро развернулась и собиралась уйти. Ее движения были энергичными и придавали ее облику живость. Митараи остановил ее:
– Миюки-сан, подождите минутку…
– Да? – Девушка снова резко обернулась. Ее движения напоминали народный танец, а их амплитуда добавляла ей юношеского очарования.
– Я хотел кое-что у вас спросить. Не присядете буквально на пять минут? – Мой друг указал на свободное место рядом со мной, и я поспешно подвинулся в сторону.
Подойдя ко мне, девушка слегка поклонилась, а затем села рядом.
– Что вы хотели узнать, господин детектив? – спросила она, пристально глядя на Митараи.
Тот казался немного удивленным.
– Неужели вы привыкли к беседам с детективами? Это не первый раз?
– Это впервые. Я просто видела такое в кино и по телевизору.
– Понятно. – Митараи был удовлетворен ее ответом. Большинство людей обычно считали его и ему подобных странными персонажами, но эта девушка общалась с ним очень естественно и непринужденно. – Мы озадачены неожиданной гибелью господина Таку, поэтому, если вам что-то известно, расскажите, пожалуйста!
– Я ничего не знаю. Я не видела его на крыше, и, как я понимаю, это все равно бы не помогло.
– Что вы думаете о возможной причине его смерти?
– Я верю, что это все проклятие дерева на заднем дворе. Разве не оно убило его? – ответила Миюки очень будничным тоном.
– Вы тоже так считаете? Убило, как и ту девочку раньше…
– Да, в сорок первом году.
– Тогда это дерево убило много людей…
– Да, такое уж это дерево.
– Вам не страшно жить рядом с таким деревом?
– Мне – нет.
– Нет? Почему же?
– Оно обещало не убивать меня.
– Дерево обещало?
– Да.
– Вы говорили с деревом?
– Ну, иногда. Часто, лежа ночью в постели и пытаясь уснуть, я разговариваю с ним.
– И о чем же вы говорите?
– Оно рассказывает мне о былых временах. Когда оно еще было животным и бродило при лунном свете, питаясь кусками мяса, мясным фаршем…
– Фаршем?
Девушка продолжила, ее глаза взволнованно блестели.
– Да. Говорит, фарш такой вкусный, что оно хочет съесть все живое, перемолов в фарш! А еще, что лунной ночью оно часто разговаривает с другими деревьями о людях. И что я – его друг!
Митараи продолжал молча смотреть на Миюки.
– Я слышал, на крыше дома раньше была декоративная статуя петуха?
– Да.
– Но теперь ее нет?
– Да, пропала куда-то.
– Дерево ничего не рассказывало о петухе?
– Рассказывало.
– И где он?
– Далеко. Там, где много воды, – у большой реки или в море…
– А что говорят полицейские?
– Этого я не знаю.
– Вы искали петуха?
