Я разместил еще две свечи на противоположном конце, чтобы источники света окружали кукол с четырех сторон.
– Сбоку должна быть ручка, повернув которую, мы заставим кукол петь, – сказал Митараи, нащупывая ручку.
Однако мы не услышали пения, когда он ее повернул. Механизм был слишком старым, и воздух с трудом просачивался сквозь щели внутри ящика. Куклы, купаясь в мягком свете свечей, поочередно поднимались и опускались, подобно поршням в двигателе, приоткрывая рты. Впечатляющее зрелище!
Я посмотрел на Митараи. Похоже, тот ожидал сделать куда более пугающее открытие. Думаю, Леону он тоже предупредил. Но разве могли нас напугать эти куклы?
– Такие милые, правда? Что здесь…
Я заметил, что Митараи резко поднял правую руку. В тишине послышалось тихое шипение ветра.
– Действительно милые, Исиока-кун, – Митараи говорил только со мной. – Но только это не куклы.
– Что? Что ты хочешь сказать? Почему это не куклы?
– Ааа! – Темноту подвала заполнил пронзительный женский крик.
Кричала Леона. Я не мог понять, что ее напугало.
Пока Митараи не сказал бесстрастно:
– Это человеческие лица, Исиока-кун.
– Человеческие?! – закричал я. – Что? Это же не… – мой голос сорвался на шепот.
– Маленькие, как куклы. Их лица сделаны из человеческой кожи, вот почему они так похоже открывают и закрывают рты.
Я ощутил холод, словно кровь во всем моем теле мгновенно застыла. И простоял молча не меньше минуты, лишившись дара речи от потрясения.
– Но, но, но… – бормотал я. Все мое тело дрожало.
Леона не произнесла ни слова.
– Головы совсем маленькие, как кукольные. Если вынуть кости черепа и поместить внутрь твердый объект меньшего размера – например, камень, – то кожа со временем тоже сожмется; тогда можно заменить объект на другой, поменьше, и так далее. Кожу можно обработать над огнем. Повторить так несколько раз. Голова будет все уменьшаться. Чем меньше объект внутри, тем больше садится кожа. Вот как это сделали. Племена каннибалов в Южной Америке до сих пор коллекционируют головы своих врагов. Встречаются записи о белых миссионерах, которых приносили в жертву и сохраняли, как напоминание или сувенир. Мистер Пэйн наверняка слышал об этом, поэтому и применил этот метод к своим куклам на музыкальной шкатулке. – Митараи объяснял все спокойно, не проявляя эмоций.
Меня сковал шок. Я пытался подавить страх, не сводя глаз с четырех маленьких лиц передо мной. Их блестящие глаза-шарики смотрели на меня в ответ. Это был пустой взгляд кукол, но морщинки вокруг глаз, пухлые носики и губки были слишком точными – даже самый искусный мастер не смог бы достичь такой достоверности! Голова у меня кружилась; я хотел присесть на землю, чтобы справиться с охватившими меня ужасом и омерзением. Неужели человек правда способен на такое? Захлестнувшее меня отвращение к человечеству заставило усомниться, смогу ли я жить дальше с самим собой. От мысли о том, что как человек я способен на нечто столь же ужасное, волосы у меня встали дыбом.
– Смотри, Исиока-кун, это нечто большее. Если забыть о морали, то это – великое искусство! Искусство смерти.
Митараи направил луч фонаря в темноту, осветив другой причудливый объект.
На первый взгляд стоявший в воде объект походил на человека, но я решил, что это может быть пластиковая анатомическая модель, используемая в школьных классах биологии или учебных лабораториях. Туман в моей голове сгущался, я терял способность логически мыслить.
Я медленно двинулся к нему, чувствуя, как не переставая дрожат мои колени.
Невысокий, он не доставал даже до плеча Митараи.
– Ааа!.. – удивленно вскрикнул я.
Мне вдруг вспомнилась поверхность потолка этого подвала. Весь объект тоже был опутан сложной, похожей на корни паутиной. Кровеносные сосуды, похожие на прожилки листьев, плотно прилегали к костям и тонкой мумифицированной плоти, тесно переплетаясь между собой. Поверхность воды, играя бликами, отражала мягкий свет свечей.
– Это… настоящее?
– Настоящее тело ребенка. Вот, смотри. – Митараи поднес фонарь поближе к черепу. Из потемневших глазниц на нас смотрели черные стеклянные глаза.
– Что это? Кровеносные сосуды?!
– Да, верно. Все артерии и вены прекрасно видно. Ценнейший экспонат для студентов-медиков любой медицинской школы! На нынешнем уровне технологий пока довольно сложно получить такой образец кровеносной системы.
– Сложно получить? – спросил я, тут же пожалев об этом. – Тогда как это стало возможно здесь?!
– Это чудо. Чудо, которое не должно быть позволено совершить ни одному человеку.
Я не понимал, о чем он говорил, – это чудо было прямо передо мной!
– Причина, по которой это невозможно, заключается в том, что, как бы вы ни старались, бальзамирующий раствор нельзя доставить в каждый уголок тела, в каждый сосуд, если сердце уже остановилось.
– О… – Я кивнул, до конца не понимая, к чему он клонит.
– Однако есть один способ. Он известен с незапамятных времен.
– …
Меня парализовал страх. Я знал, что сейчас услышу нечто ужасное.
– Пока человек еще жив и его сердце активно бьется, в артерии вводят большое количество ртути, чтобы та… Исиока-кун, держи! – крикнул Митараи, но я растерялся, не понимая, что произошло.
Раздался плеск воды. Митараи присел рядом со мной. Леона упала в обморок!
Мой друг поднял девушку из воды. Я взял фонарь и осветил ее лицо.
Ее прекрасное, как произведение искусства, лицо было измазано грязью. Даже белые зубы, слегка выглядывавшие из-под полураскрытых губ, были испачканы. Это было жуткое зрелище!
Митараи приподнял ее и усадил на жестяную коробку – это было единственное сухое место, на которое тут можно было присесть.
Леона, вытерев лицо носовым платком, перевела дыхание.
– Вы в порядке? Не хотите подняться наружу? – спросил Митараи.
– В порядке, – тихо ответила девушка. Ее глаза наполнились слезами. Соленые капли стекали по ее испачканным грязью щекам, словно омывая их. Слезы текли все сильнее, и девушка, задрожав, разрыдалась, крепко стиснув зубы. Я понял, что именно такой реакции и боялся Митараи.
– Не стоит нам оставаться здесь надолго. Мы оставили вход открытым; кто-нибудь может нас обнаружить, – пробормотал Митараи. – В таком случае Леона Мацудзаки, безусловно, окажется втянутой в громкий скандал, который явно не ограничится одной только Японией.
Думаю, Леоне было все равно. Этот невообразимый акт жестокости, результат которого мы наблюдали собственными глазами, был делом рук ее родного отца. Никто в мире, каким бы стойким человеком он ни был, не смог бы избежать потрясения.
