66. Итак, мальчик-пастух, рисовавший овец на камне, когда Чимабуэ проходил мимо, поднялся до изображения этих двух идеалов царской власти! Насколько я знаю, вы не найдете двух таких примеров в Западной Европе, хотя немало было попыток изображать венценосцев, – и король Георг III, и королева Шарлотта, написанные Джошуа Рейнолдсом, без сомнения, прекрасны. Так же хороши и черномазые короли Веласкеса, и длинноволосые, белорукие короли Ван Дейка, и всадники Рубенса в красивых сапогах. Переберите в памяти тех из них, кого ясно помните, и потом взгляните на святого Людовика.
Лицо его, благородное, решительное, худощавое, невозмутимо ясное, так сужается к подбородку, что вся голова имеет форму рыцарского щита, волосы коротко острижены на лбу и прилегают с обеих сторон к шее, образуя старые греко-этрусские изгибы простейших линий; не знаю, видна ли вам на таком расстоянии разница в их расположении с двух сторон: волосы, лежащие на правом плече, загибаются концами внутрь, тогда как слева они прямые. Это одна из прелестных деталей, которая никогда не пришла бы в голову современному художнику и которая подтверждает мою мысль, что реставратор добросовестно придерживался прежних линий.
На голове у него корона – красивая там, где сохранилась, – в виде шестиугольной пирамиды, окаймленная жемчугом и закругленная над бровями, с вертикальной крепостью-парапетом, заостряющейся шипами на углах и украшенной золотом и жемчугом; на султане корона приблизительно такой же формы; шестиугольник означает порядок, силу и бережливость короля. Мы скоро увидим подобный символизм у Симона Мемми в Испанской капелле.
67. Я не берусь сказать вам ничего определенного о двух других фресках, так как могу рассмотреть только одну или две сцены в день и никогда не перехожу к следующей, пока не покончу с одной, – а мне пришлось уехать из Флоренции, не взглянув на них даже настолько, чтобы понять их содержание. Средняя из них на левой стороне изображает или двенадцатую сцену из Ассизи – святого Франциска в экстазе
[174], или восемнадцатую – явление его в Арле
[175], а нижняя справа сцена допускает два толкования сюжетов, заключенных в каждой из двух ее частей; по-моему, они представляют двадцать первую и двадцать пятую сцены из Ассизи – умирающего монаха
[176] и видение папы Григория IX
[177], но Кроу и Кавальказелле могут быть также правы в своей интерпретации
[178], во всяком случае, смысл всей серии этих произведений остается неизменным – как я изложил его выше.
Четвертое утро
Библия под сводами
68. Сегодня утром, как можно раньше, заглянем на несколько минут в собор; я чуть было не прибавил: войдя в одну из боковых дверей, но мы и не можем сделать иначе, чего вы, быть может, не заметите, если не обратите на это особого внимания. Здесь нет дверей трансепта, поэтому нет надобности обходить вокруг, чтобы подойти к заброшенной передней части.
Пройдя несколько шагов от одной из боковых дверей, вы окажетесь в середине центрального нефа, напротив третьей арки от западной стены, и остановитесь в самом центре нефа, на круглой плите из зеленого порфира, указывающей на первоначальное место погребения епископа Зиновия. Большая надпись на полу, окружающая вас широким кольцом, говорит о перенесении его тела; меньшая же надпись, начертанная вокруг камня, на котором вы стоите, «quiescimus, domum hanc quum adimus ultimam»
[179], звучит как горькая истина по отношению к путешественникам, подобным нам, не знающим покоя и безостановочно стремящимся дальше и дальше.
69. Все же остановитесь здесь хотя бы на несколько минут и посмотрите на выбеленный свод, примыкающий к западной стене.
Вы не увидите здесь ничего достойного внимания. Однако все-таки посмотрите на него подольше.
Но чем дольше вы будете смотреть, тем меньше вам будет понятно, почему я прошу об этом. Вы не увидите ничего, кроме выбеленного потолка, он и правда имеет своды, но они очень напоминают окна мансарды портного. И действительно, теперь, после того как вы в течение минуты или двух внимательно вглядывались и глаз ваш привык к форме арки, свод начинает казаться вам таким маленьким, что вы почти представляете себе потолок довольно просторного чулана под крышей.
Постигнув эту скромную концепцию, переведите глаза на подобный свод другой части потолка, находящейся ближе к вам. Достаточно самого беглого взгляда, чтобы найти и в нем сходство с небольшой мансардой. Тогда, решившись, если только возможно (а это положительно стоит сделать), выдержать неловкое положение головы еще в продолжение четверти минуты, посмотрите на третий свод над вашей головой; если он и не превратится в эту четверть минуты в такую же мансарду портного, то, по крайней мере, уменьшится, подобно двум другим, до сходства с обыкновенным сводчатым перекрытием, не отличающимся ни величиной, ни величием.
70. Затем быстро переведите глаза с верха на пол и окиньте взглядом пространство (заключенное между четырьмя колоннами), которое находится под этими сводами.
Этот квадрат со стороной шестьдесят футов
[180] – четыреста квадратных ярдов, выложенных мозаикой, и я думаю, вам придется не раз и не два посмотреть на него, прежде чем вы убедитесь, что потолок, кажущийся таким небольшим, действительно покрывает все пространство, занимающее двенадцатую часть акра. Повернувшись к восточной стороне, вы еще с большим трудом поверите без точных доказательств, что узкая ниша (она и правда кажется не более чем нишей) в глубине, размещенная на месте наших северных хор, действительно не является суженным продолжением центрального нефа, который подобно ледяному озеру широко раскинулся вокруг вас. Из этих сравнений и экспериментов вы, я полагаю, выведете заключение, и, убежден, оно должно быть таково, что нельзя создать проект интерьера здания, который более искусно скрывал бы его размеры и менее был бы направлен на грандиозность общего впечатления, чем план Флорентийского собора.
