IX. Учитывая, что это, как мне представляется, один из неотъемлемых элементов, присущих величественной архитектуре, легко понять, насколько необходимо, исходя из любви к ней, выбирать форму, приближающуюся по своим основным очертаниям к квадрату.
Ибо, в каком бы направлении ни сжималось здание, именно в этом направлении взгляд будет устремляться к линиям его краев, и ощущение поверхности будет полным, только когда эти линии будут отодвинуты в любом направлении как можно дальше. Именно квадрат и круг лучше всего передают мощь по сравнению с другими фигурами, очерченными прямыми или изогнутыми линиями, и соответствующие им куб или шар, а также формы, полученные их продолжением (в соответствии с законами пропорции я назову те массы, которые получаются продолжением площади данной фигуры вдоль некоторой линии в заданном направлении), – квадратная и цилиндрическая колонна – это элементы, наиболее выражающие силу во всех архитектурных сооружениях. С другой стороны, изящество и совершенство пропорций требуют удлинения объема в каком-то одном направлении, и такой форме ощущение силы может передаваться непрерывным повтором любых выразительных деталей, которые глаз порой не в состоянии пересчитать, но при этом их ясность, определенность и простота способствуют тому, что нас поражает именно их многочисленность, а не беспорядочность и невнятность. Такое впечатляющее многократное повторение придает величие аркадам и колоннадам разного типа, а в меньшем масштабе – тем греческим рельефным орнаментам, которые, сколько бы они ни тиражировались во всех расхожих элементах нашего декора, никогда не могут наскучить. Итак, совершенно очевидно, что у архитектора есть выбор между двумя видами формы, каждый из которых соответственно связан с определенным его характером и декоративной трактовкой: квадрат, или самая большая площадь, выбирается в основном, когда главное внимание уделяется поверхности, а вытянутая площадь – когда главное внимание уделяется членению поверхности. Обе эти формы, как, по-моему, и едва ли не все остальные признаки силы и красоты, изумительно объединяет то здание, слишком частым упоминанием которого в качестве образца абсолютного совершенства я боюсь наскучить читателю, – Дворец дожей в Венеции: его общая конфигурация – полый квадрат, его фасад – прямоугольник, зрительно удлиненный рядом тридцати четырех малых арок и тридцати пяти колонн, а богато украшенное окно в центре делит его на две массивные части, чья высота и длина относятся друг к другу как четыре к пяти. Аркады проходят по всей длине только на нижних этажах, а в верхнем между широкими окнами оставлены широкие мощные промежутки мраморной поверхности, разграфленной в клетку плитами попеременно розового и белого цвета. Все это, на мой взгляд, являет собой великолепнейшее сочетание всего, что может быть в здании благородного и прекрасного.
X. В романском стиле Ломбардии эти два принципа в большей степени сливаются воедино, что видно на примере собора в Пизе: удлиненность пропорций подчеркнута аркадой из двадцати одной арки вверху и пятнадцати внизу со стороны нефа, фасад строго квадратной формы разделен на аркады, помещенные друг над другом, нижняя из которых вместе с ее колоннами состоит из семи арок, а четыре верхние отчетливо выступают из заглубленной стены и отбрасывают густые тени; первая над фундаментом включает девятнадцать арок, вторая – двадцать одну, третья и четвертая – по восемь. Всего шестьдесят три арки, все полукруглые, все с цилиндрическими колоннами, а нижние – с квадратными филенками, вставленными диагонально под их полукружиями, – общепринятое украшение в этом стиле (рис. XII, 7). Апсида полукруглая с полукуполом свода и тремя рядами полукруглых арок в качестве внешнего украшения. Внутри нефа – ряд полукруглых арок под трифорием с полукруглыми арками, а сверху – обширная ровная поверхность стены, украшенная полосатым мрамором. И все это решение в целом (характерное для любой церкви того периода, и, на мой взгляд, наиболее величественное, исполненное если не величайшей красоты, то величайшей силы, когда-либо выраженной человеческим гением) – все это решение основано исключительно на соединении круга и квадрата.
Я, однако, затронул тему, которую хотел бы приберечь для более внимательного рассмотрения в связи с другими вопросами эстетики, но, думаю, приведенные примеры подтвердят правомерность моих попыток отстоять квадрат и защитить его от несправедливых упреков. Он заслуживает этого не только в качестве основной формы, но и как постоянно встречающийся в лучших мозаиках и в тысяче видов второстепенных элементов декора, которые я не могу сейчас рассмотреть. Величие квадрата неоспоримо. Моя уверенность исходит из того, что он всегда показывает пространство и поверхность и поэтому должен либо господствовать в очертаниях зданий, либо украшать массами света и тени те части здания, в которых поверхность передается как драгоценный и благородный элемент.
XI. Вот что я хотел сказать об основной форме и способах, с помощью которых масштабность лучше всего выражается в архитектуре. Теперь рассмотрим, как сила выражается в деталях и второстепенных элементах.
Прежде всего, нельзя не упомянуть о кладке. Верно, что этот элемент может быть скрыт с великим искусством, но, думаю, что делать это неразумно (и нечестно). Какого благородства можно достичь, если большие глыбы противопоставлять обычной кладке или монолитные столбы и колонны, массивные перемычки и архитравы противопоставлять стенам из кирпича или небольших камней! В объединении таких элементов присутствует определенный порядок, подобно противопоставлению в скелете длинных костей и позвонков, которым не следует пренебрегать. И я считаю, что по этой, как и по другим причинам, кладка в здании должна быть видна. Причем, за немногими редкими исключениями (если это не часовня или усыпальница с особо тонкой отделкой), чем меньше здание, тем важнее, чтобы его кладка была хорошо видна, и наоборот. Потому что если здание невелико, то не в наших силах зрительно увеличить его действительный размер (слишком явный) с помощью соответственного уменьшения камней в кладке. Но часто в нашей власти придать ему определенное благородство, сложив его стены из массивных камней или хотя бы местами включив их в кладку. Невозможно, чтобы величественным был сельский домик, построенный из кирпича, но в горных хижинах Уэльса, Камберленда и Шотландии явное величие присутствует благодаря грубым валунам неправильной формы, из которых сложены их стены. Размер такой хижины ни на йоту не преуменьшается, хотя ее стена от земли до края кровли состоит всего из четырех-пяти валунов, громоздящихся друг на друга, или включает в себя часть скалы, оказавшейся кстати на этом месте. С другой стороны, если здание достигает внушительных размеров, то уже не важно, крупная или мелкая у него кладка, но если она крупная, то это может ослаблять впечатление величины всего сооружения из-за отсутствия меры, а если кладка мелкая, то это может наводить на мысль о бедности материала или недостаточности технических средств, а кроме того, подчас мешает воспринимать конфигурацию здания и изящество его отделки. Весьма показательный пример такого неудачного вмешательства представляет собой церковь Мадлен в Париже, где колонны, состоящие из маленьких камней почти одинакового размера с отчетливыми стыками, выглядят так, словно они покрыты решетками. Таким образом, та кладка будет обычно самой великолепной, которая, не сосредотачиваясь на материале только мелком или только крупном, приспосабливается естественно и откровенно к условиям и конструкции здания и одинаково показывает свою силу в отношениях с огромными массами камня и с его мельчайшими фрагментами, с титанической мощью громоздя глыбу на глыбу и тут же связывая мелкие обломки и острые осколки в вогнутые своды и выпуклые купола. И если бы мы чаще ощущали благородство этой откровенной и естественной кладки, мы не утрачивали бы ее преимуществ, сглаживая поверхности и подгоняя стыки. Средства, затраченные на обтесывание и шлифовку камней (которые лучше было бы оставить такими, какими они поступили из каменоломни), нередко позволили бы возвести лишний этаж. Но при этом надо с уважением относиться к материалу. Если мы строим из мрамора или иного известняка, то, учитывая легкость их обработки, отсутствие оной будет выглядеть как неряшливость; тут правильно будет воспользоваться податливостью камня, и при проектировании надо добиваться изящества в расчете на гладкость обработанных поверхностей. Но если мы строим из гранита или базальта, то в большинстве случаев безрассудно тратить непомерные усилия на их шлифовку – разумнее проектировать, исходя из свойств самого гранита, и оставить квадратным глыбам их естественный вид. Я не отрицаю, что шлифовка гранита и полное подчинение его сопротивления превосходящей силе человека придает граниту определенное великолепие и ощущение силы. Но думаю, в большинстве случаев усилия и время, необходимые для этого, лучше потратить на что-нибудь другое и возвести здание высотой в сто футов из необработанных глыб лучше, чем из гладких возвести его на семьдесят футов. Кроме того, естественная структура этого камня столь великолепна, что искусство шлифовальщика должно быть очень высоким, чтобы ее не испортить, а ее суровое родство с недрами скал, откуда был выломан гранит, вряд ли стоит менять на блестящую покорность воле и расчету человека. Поистине слишком уж изнеженным должен быть взор того, кто хотел бы видеть дворец Питти построенным из шлифованного камня.
