XXXVII. Позаботившись в первую очередь о независимости цвета от формы, зададимся вопросом о принципах организации самого цвета в пределах формы.
Я совершенно уверен, что любой человек, знакомый с творениями природы, никогда не удивится их совершенству и законченности. Сии качества естественны для Вселенной. Но любые признаки небрежности и незавершенности в них вызывают удивление и заставляют задуматься, ибо они необычны и наверняка имеют свое особое предназначение. Полагаю, такое удивление невольно испытает всякий, кто, тщательно изучив очертания некой многокрасочной природной формы, постарается с равным усердием скопировать ее цвета. Он, безусловно, обнаружит, что контуры любой части растительного или животного организма очерчены с изяществом и точностью, неподвластными ни одной человеческой руке. Цвета же (как он обнаружит во многих случаях), хотя в целом и подчиняются известным законам гармонии, распределяются разновеликими, неправильной формы пятнами и полосами, зачастую произвольно и неуклюже. Посмотрите на рисунок линий на поверхности обычной ракушки и обратите внимание, насколько он топорен и несуразен. Конечно, так бывает не всегда; порой, как, например, в глазке павлиньего пера, мы наблюдаем несомненную точность рисунка, но все же точность, значительно уступающую той, с какой прорисованы тонкие нити самого пера, украшенного этим очаровательным цветовым пятном. И в большинстве случаев в части цвета допускается такая степень небрежности, произвольности и даже грубой несоразмерности композиции, какая показалась бы чудовищной в части формы. Заметьте разницу между точностью прорисовки рыбьих чешуек и цветных пятен на них.
XXXVIII. Я не стану пытаться здесь ответить на вопрос, почему цвет лучше всего воспринимается именно в природных формах; и не следует ли нам сделать отсюда вывод, что Бог постановил никогда не совмещать в одном Своем творении сразу все качества, доставляющие наслаждение. Но остается несомненным тот факт, что Он неизменно распределяет цвет такими вот простыми или грубыми пятнами и полосами; а равно тот факт, что мы никогда не улучшим дела, упорядочивая и совершенствуя их композицию. Опыт учит нас тому же самому. Очень много вздора было написано о соединении совершенного цвета с совершенной формой. Они никогда не сольются, не могут слиться в единое целое. Цветовое пятно, чтобы быть совершенным, должно иметь расплывчатый контур или самый простой, но уж никак не изысканный; и вы никогда не создадите красивое расписное окно, коли поместите в нем превосходное изображение фигуры. Цвет утратит свое совершенство с появлением совершенной линии. Попробуйте упорядочить и четко разграничить переливчатые краски опала.
XXXIX. Таким образом, я прихожу к выводу, что всякие попытки заключить цвет, ради него самого, в некие изысканные контуры дают чудовищный результат и что очерчивать цветовые пятна изящными линиями греческого лиственного орнамента – чистое варварство. В природном цвете я не нахожу ничего подобного: в нем начисто отсутствуют любые четкие совершенные линии. Последние я неизменно нахожу во всякой природной форме, но никогда – в природном цвете. Таким образом, если в своем архитектурном проекте мы хотим добиться совершенства не только формы, но и цвета путем подражания природным образцам, последний должен распределяться следующим образом: простыми сплошными полосами, как в радуге или на шкуре зебры; подобием расплывчатых облаков или языков пламени, как на мраморе или оперении птиц; либо пятнами разных очертаний и размеров. Во всех этих случаях допускается разная степень четкости, изящества и сложности рисунка. Полоса может превращаться в тонкую линию, изломанную под прямыми углами или имеющую вид зигзага; язык пламени может принимать более или менее отчетливые очертания, как на лепестке тюльпана, и в конечном счете упрощаться до цветного треугольника, из каких составляются звезды и прочие геометрические фигуры; пятно может расплываться, утрачивая всякую определенность контуров, или, наоборот, сжиматься, обретая форму квадрата или круга. Из этих простых элементов можно составить в высшей степени изысканные цветовые гармонии: порой мягкие и насыщенные, состоящие из нежных и плавно перетекающих друг в друга тонов; порой игривые и блистательные или глубокие и мощные, образованные тесными группами ярчайших фрагментов; совершенная и восхитительная пропорция может наблюдаться в их количественных соотношениях, бесконечная изобретательность – в их взаимном расположении; но во всех случаях форма цветовых пятен имеет значение лишь до той поры, покуда обусловливает количество и упорядочивает взаимное расположение последних, при котором острые выступы одних органично входят в глубокие выемки других и так далее. Посему предпочтительными здесь представляются треугольные и прямоугольные формы либо другие равно простые, ибо в таком случае зрителю дается возможность наслаждаться цветом и ничем больше. Извилистые линии контуров, особенно изысканные, умерщвляют цвет и смущают ум. Даже при изображении человеческой фигуры величайшие художники-колористы либо размывали ее контуры, как часто делали Корреджо и Рубенс, либо намеренно придавали ей неуклюжие очертания, как Тициан, либо наносили самые яркие краски на одеяния, где могли получить замысловатые сочетания цветовых пятен, как Веронезе и особенно Фра Анджелико, у которого, однако, изящество линии заметно преобладает над совершенством цвета. Поэтому он никогда не использует нежные переливчатые тона, как Корреджо в крыле Купидона с полотна «Венера и Меркурий», но всегда пользуется самыми яркими цветами павлиньего оперенья. Любой из названных художников содрогнулся бы от отвращения при виде орнаментов из листьев или завитков, которые образуют цветное обрамление наших современных витражей; и все же все они питали слабость к ренессансным декоративным мотивам. Мы должны принимать во внимание свободу построения композиции, обусловленную сюжетом картины, и известную произвольность линий; орнаментальный элемент, который на полотне кажется простым и строгим, на фасаде здания выглядит роскошным до аляповатости. Посему, мне кажется, обойтись без размытости и известной угловатости контуров в части архитектурного цвета нельзя; и, таким образом, многие композиции, которые я имел случай осудить применительно к форме, применительно к цвету представляются наилучшими из всех мыслимых. Например, я всегда презрительно отзывался о тюдоровском стиле по той причине, что, отказавшись от всякого рода широких гладких поверхностей – расчленив оные бесчисленным множеством линий, – он одновременно пренебрегает единственной возможностью украсить свои линии, пренебрегает всяким разнообразием и изяществом, которые долго компенсировали вычурность пламенеющей готики, и берет за свою основную черту частую сетку из горизонтальных и вертикальных брусьев, являющую ту же степень изобретательности и архитекторского мастерства, какая явлена в клетчатом рисунке простой каменной кладки. Однако этот самый клетчатый рисунок в цвете выглядел бы в высшей степени красиво; и все геральдические и прочие декоративные элементы, которые смотрятся чудовищно в скульптурной форме, могут стать восхитительными предметами для изображения в красках (покуда в них нет излишне затейливых извилистых линий) – и все потому, что в последнем случае они выполняют роль простого узора и сходство с природными образцами, отсутствующее в скульптурных формах, появляется в очаровательных живописных изображениях подобных предметов, расцвечивающих поверхности стен. На здании за кафедральным собором Вероны имеется восхитительная стенная роспись, на которой представлены гербы с изображением золотых ядер между зелеными (изначально голубыми?) и белыми прутьями решетки, чередующиеся с алыми кардинальскими шапками. Но разумеется, подобная роспись уместна только на жилом доме. Фасад Дворца дожей в Венеции являет собой самый безупречный из всех мне известных образец уместного использования цвета в общественных зданиях. Все скульптурные декоративные элементы здесь белые; но стены облицованы плитами бледно-розового мрамора, квадратные очертания которых никоим образом не согласованы с очертаниями окон: создается такое впечатление, будто сначала стену облицевали, а затем прорубили в ней оконные проемы. На рис. XII, 2 читатель увидит два выполненных в белом и зеленом цвете узора с одной из колонн церкви Сан-Микеле в Лукке, все колонны которой украшены разными рисунками. Оба они красивы, но верхний, безусловно, лучше. Однако в скульптуре подобные линии выглядели бы чрезвычайно уродливо и даже линии нижнего казались бы недостаточно изящными.
