IV. Не бывает зла незначительного, зла без последствий; оно опасно, заразительно и чревато другими проступками и бедами. Если человек не любит родной очаг, не почитает его – значит, он способен его опозорить, значит, он никогда не признавал непреложную истину того христианского закона, который вытеснил языческое идолопоклонство, но не почитание родителей. Бог – не только на небе, но и в доме; Его алтарь в каждом жилище; пусть люди не забывают об этом, когда они с легкостью разрушают этот алтарь, чтобы развеять его пепел. Не просто для услаждения взора, не для удовлетворения рассудочной гордости или развитой, разборчивой фантазии важно, насколько долговечными и совершенными будут возводимые нами жилые здания. Одна из тех нравственных обязанностей, которыми нельзя пренебрегать безнаказанно, ибо осознание их зависит от присутствия и тонкого настроя совестливости, состоит в том, чтобы возводить наши жилища заботливо и терпеливо, с любовью, тщанием и с расчетом на то, что, по крайней мере, при обычном ходе вещей в стране они смогут простоять вплоть до полного изменения направленности местных интересов. И это самое малое, что надо сделать, но было бы еще лучше, если бы, по возможности, люди строили свой собственный дом в масштабе, соизмеримом скорее со своим положением в начале, чем с достижениями в конце своего жизненного пути; и строили бы его так, чтобы он стоял столько, сколько может простоять самая прочная человеческая работа, и увековечили бы для потомства то, какими они были и откуда, если им это выпало, они возвысились. И если дома будут строиться так, мы получим ту настоящую жилую архитектуру, которая составляет начало любой другой; которая не считает ниже своего достоинства относиться с уважением и вниманием к маленькому жилищу так же, как к большому, и которая облекает стесненность материального положения в достоинство самоценной стойкости.
V. Я уважаю этот дух благородного, достойного, спокойного самообладания, эту неизменную мудрость согласия с собственной жизнью как один из главных источников великой духовной силы во все эпохи и, конечно, как первоисточник великой архитектуры старой Италии и Франции. И поныне неповторимость их прекраснейших городов зависит не от обособленной роскоши дворцов, а от взлелеянного и изысканного украшения даже самых маленьких жилищ в те великие эпохи. Самое тщательно проработанное архитектурное сооружение в Венеции – это маленький дом в начале Большого канала, состоящий из первого этажа и двух этажей над ним, с тремя окнами во втором этаже и двумя в третьем. И немало самых изысканных домов стоят вдоль более узких каналов и не превосходят этот дом по размеру. А одно из самых интересных произведений архитектуры пятнадцатого века в Северной Италии – маленький дом в переулке за рыночной площадью в Виченце; на нем обозначен год 1481-й и девиз: «Il n’est rose sans epine»
[31]; в нем тоже только первый этаж и два верхних этажа по три окна в каждом, разделенные богатым растительным узором, и балконы, центральный из которых поддерживается орлом с распростертыми крыльями, а боковые – крылатыми грифонами, стоящими каждый на роге изобилия. То, что дом должен обязательно быть большим, чтобы быть хорошо построенным, – придумано в наше время, и эта идея вполне соответствует представлению о том, что картина не может быть исторической, если на ней не помещаются фигуры более чем в натуральную величину.
VI. Поэтому наши обычные жилые дома надо строить так, чтобы они были долговечными и красивыми и, насколько возможно, радовали глаз внутри и снаружи; а насколько им следует походить друг на друга по стилю и исполнению, я скажу, когда перейду к другой теме; хотя в любом случае необходимы такие различия, которые могли бы удовлетворить обитателей каждого дома, отразить их характер и род занятий, а отчасти и историю их жизни. Это право по отношению к дому, на мой взгляд, принадлежит тому, кто решил его построить, и должно уважаться его детьми; и хорошо бы местами оставлять пустые камни, чтобы на них можно было высечь краткие сведения о его жизни и опыте, возвышая, таким образом, жилище до своего рода памятника, а также продолжить в назидание потомкам ту добрую традицию, которая прежде была всеобщей и которой до сих пор следуют кое-где швейцарцы и немцы, – обращения к милостивому Господу, который позволил построить и иметь во владении тихое прибежище, и чтобы обращение это было выражено в таких прекрасных словах, которые также могут послужить достойным итогом нашему разговору на эту тему. Я переписал их со стены сельского дома, недавно построенного среди зеленых пастбищ, которые спускаются от селения Гриндельвальд к нижнему леднику:
С надеждою и верой в сердце
Иоханнес Моотер и Мария Руби
Построили сей дом.
Даруй ему, Господь, благословенье,
Храни его от бед и от напастей,
Чтоб стал он нам пристанищем надежным
В земной юдоли на пути тернистом
К вратам Твоим небесным,
Мир и благо ниспошли сему жилищу
Навеки.
VII. В общественных зданиях историческая направленность должна быть еще более отчетливой. Одно из преимуществ готической архитектуры – я использую слово «готика» в самом широком смысле, как противопоставление понятию «классика», – состоит в том, что она позволяет создавать богатую летопись, ничем не ограниченную. Ее детальный и многоплановый скульптурный декор позволяет выразить, символически или буквально, все, что нам надо знать о национальных чувствах и достижениях. Обычно хотят видеть больше украшений, чем те, которые могут иметь столь возвышенный характер; и многое даже в самые значительные периоды было отдано на откуп вольной фантазии или сводилось к простым повторениям какого-нибудь национального девиза или эмблемы. Однако в целом неразумно даже в обычном плоском орнаменте отказываться от возможностей и преимуществ разнообразия, которое позволяет готическая архитектура, а тем более в таких важных деталях, как капители колонн, скульптурные украшения и пояски, а также, конечно, во всех барельефах. Лучше самая грубая работа, которая о чем-то повествует или увековечивает какое-то событие, чем самая роскошная, но без определенного смысла. Ни одно украшение нельзя помещать на большое общественное здание без какого-либо осмысленного намерения. Достоверное изображение современной истории ограничивает трудность передачи костюма; тем не менее смелой трактовкой образов и откровенным использованием символов подобные препятствия могут быть преодолены, пусть даже и не в той степени, в какой это необходимо, чтобы создать скульптуру, удовлетворительную саму по себе, но такую, чтобы она смогла стать выразительным элементом архитектурной композиции. Возьмите, например, капители Дворца дожей в Венеции. История как таковая, конечно, была вверена живописцам его интерьера, но и каждая капитель его аркад наполнена историческим смыслом. Большая – краеугольный камень всего здания, рядом со входом – посвящена воплощению идеи Правосудия; над ней – скульптурное изображение Суда Соломона, замечательное тем, как его трактовка подчинена его декоративному назначению. Фигуры, если бы изображение всецело состояло из них, неловко нарушали бы линию угла и зрительно уменьшали бы его силу. И поэтому посередине, без всякого отношения к ним, прямо между палачом и молящей матерью, поднимается ребристый ствол массивного дерева, которое поддерживает и продолжает стержень угла, а его листья нависают сверху, обогащая всю композицию. Капитель внизу содержит между своей листвой фигуру Правосудия на троне, Траяна, восстанавливающего справедливость по отношению ко вдове, Аристотеля «che die legge»
[32] и еще один-два сюжета, которые теперь трудно разобрать из-за повреждений. Последующие капители представляют добродетели и пороки, соответственно охраняющие или разрушающие национальное могущество и мир, заключая этот ряд изображением Веры с надписью: «Fides optima in Deo est»
[33]. На противоположной стороне капители видна какая-то фигура, поклоняющаяся Солнцу. Следом идут одна-две капители, причудливо украшенные птицами (рис. V), а затем – капители, представляющие сначала различные плоды, затем – национальные костюмы и, наконец, животных различных стран, с которыми Венеция имела связи.
