Молони написал критическую биографию Яна Пейсли и имел обширные источники информации как в республиканском, так и в лоялистском сообществах. Было время, когда он дружил с Джерри Адамсом. Как-то раз, когда Адамс находился в бегах, они болтали в номере отеля; уйти было нельзя по конспиративным причинам, и Молони лег спать на полу. Когда Адамс в 1980-х наращивал политическое влияние, Молони раз в несколько месяцев приходил в офис Шинн Фейн на Фоллз-роуд, чтобы повидаться с ним. Адамс заваривал чай, они уходили в дальнюю комнату и разговаривали. Однако в конечном итоге эти отношения испортились. Молони все больше убеждался в том, что Адамс намеренно вводил в заблуждение рядовых бойцов ИРА. Он подозревал, что Адамс давно решил сложить оружие в интересах мирного процесса, но при этом он сам и его ближайшее окружение тщательно скрывали это от всей организации. Молони начал работать над новой книгой «Тайная история ИРА» (A Secret History of the IRA), которая опиралась на его журналистские репортажи и рассказывала обо всем, что происходило в последние 30 лет. Однако, начав излагать то, что входило в противоречие с партийной линией Шинн Фейн, он столкнулся с враждебностью. Мартин МакГиннесс назвал его «Эд Балони»
[87]. Ночью кто-то проколол шины его автомобиля. В 2001 году он переехал из Белфаста в Бронкс, чтобы быть ближе к семье жены, но еще и из-за того, что в Северной Ирландии он начал ощущать некий дискомфорт. Кроме того, он считал, что карьеру он сделал, описывая указанные беспорядки, которые были самыми важными новостями для Европы того времени. А теперь эта история закончена.
Молони выслушал общую идею Бью о документировании хода Смуты и предложил нечто более интересное: Бостонский колледж напишет устную историю, то есть такую, где противоборствующие стороны смогут откровенно рассказать о том, что им довелось пережить. Однако это было непросто. Из-за традиционного запрета обсуждать военные действия детали многих важнейших событий периода Смуты тонули в тумане молчания. Мирный процесс так или иначе легализовал Шинн Фейн как политическую партию, но ИРА оставалась нелегальной организацией. Один лишь факт признания принадлежности к ней вел к открытию уголовного дела. И если военизированные группировки боялись властей, то еще больше они боялись друг друга. Любой, кто нарушал кодекс молчания, считался «стукачом», как называли информаторов. А стукачей убивали. Военные склонны сбиваться в группы и весьма подозрительно относятся к чужакам. Но, может быть, полагал Молони, разговорить людей удастся, пообещав им, что их свидетельские показания не обнародуют до самой смерти. Таким образом можно добраться и до тех, кто находился в гуще конфликта, кто еще жив и чья память свежа, только нужно гарантировать им конфиденциальность и защиту. Архивы должны быть запечатаны (как те капсулы, что посылают потомкам) до тех пор, пока правительство и бывшие соратники не прекратят разбирательства по таким делам. Пол Бью с энтузиазмом воспринял эту идею. Он добавил, что записи нужно убрать подальше и хранить, как хранят бутылки старого вина.
Ученые круги Бостонского колледжа, скорее всего, действительно были готовы дать гарантии использовать такие интервью только для истории, но кто им доверится? Действительно, трудно представить, что группа вузовских теоретиков с ноутбуками в руках сумеет убедить закаленных в боях бойцов открыться им. Поэтому Молони нашел нестандартное, но, вероятно, разумное решение: бывшие участники военных действий не расскажут своих секретов ученым, но они, возможно, поделятся ими с другими бывшими бойцами.
* * *
И вот летним вечером 2000 года Молони и библиотекарь из Бостонского колледжа Боб О’Нейлл отправились на обед в «Динз» – высококлассный ресторан морепродуктов в центре Белфаста. Основанный местным шеф-поваром, который в свое время работал в отеле «Клэридж» в Лондоне, а в 1990-х вернулся домой, «Динз» представлял собой один из символов нового Белфаста, образ того космополитического будущего, которое мог бы принести мир. Мужчины предполагали встретиться здесь с Энтони МакИнтайром – неуклюжим человеком с нечесаной бородой и густо покрытыми татуировкой предплечьями. Все звали МакИнтайра просто Мэкерз. Он вырос в Южном Белфасте. Будучи шестнадцатилетним, приписал себе год и вступил в Провос, затем отсидел 17 лет в тюрьме за убийство бойца-лоялиста. Мэкерз не успел окончить школу до заключения, но в тюрьме он устал от чтения Библии и начал интересоваться образованием. Отчасти он сделал это из-за матери, поскольку та всегда расстраивалась, что он бросил учебу. А кроме того, это был неплохой способ проводить вечера. Мэкерз даже полюбил эти тихие ночные часы, когда другие заключенные уходили спать, а он оставался один и читал в тишине.
Освободившись к 1992 году из тюрьмы, Мэкерз закончил «Квинс», а затем поступил в докторантуру, где Пол Бью оказался его руководителем. Написав диссертацию о республиканском движении, он получил степень доктора. Но ученая степень не обеспечивала ему постоянной работы. И когда он только вышел из тюрьмы, то опустился на некоторое время до краж в магазинах. В 2000-м он познакомился с молодой американкой Кэрри Туоми – веснушчатой брюнеткой с большими голубыми глазами, учившейся в Белфасте. Они «нашли друг друга», поженились, у них родилось двое детей.
Эд Молони впервые увидел Мэкерза на республиканских похоронах в 1993 году, и бывший боец ИРА стал впоследствии одним из его источников. Мэкерз владел одновременно как языком науки, так и уличным наречием. И Молони решил, что он идеальный интервьюируемый для проекта Бостонского колледжа. Бью одобрил идею включения в список своего бывшего докторанта и решил, что университет вполне может и что-то ему заплатить. В 2001 году Бостонский колледж получил грант в сумме 200 000 долларов от богатого бизнесмена – американца ирландского происхождения, который хотел тем самым поддержать инициативу. План заключался в том, чтобы взять интервью у бывших бойцов – как у республиканцев, так и у лоялистов. (Первоначально Молони намеревался также включить в проект свидетельские показания представителей полиции, но потом от этого отказались.) Для работы с лоялистами Молони нанял человека по имени Уилсон МакАртур из Восточного Белфаста, который имел крепкие связи с лоялистскими кругами и тоже получил диплом в «Квинс». Еще до обеда в «Динз» Молони, О’Нейлл и Мэкерз договорились о том, чтобы держать все в большом секрете, поскольку предмет беседы был крайне щекотливым.
* * *
Белфастский проект, как его стали называть, явно был направлен на очевидные недостатки Соглашения Великой пятницы. Пытаясь достичь мира, переговорщики сосредоточились больше на будущем, чем на прошлом. Акцент делался на освобождении заключенных, принимавших участие в военных действиях, а ведь многие из этих людей совершили страшные преступления. Но договор не предусматривал создания какого-либо механизма выяснения правды и примирения, который мог бы дать жителям Северной Ирландии возможность обратиться к темной и часто болезненной истории того, что разрушало страну на протяжении трех десятилетий. В Южной Африке после окончания апартеида шел процесс, в ходе которого люди честно рассказывали свои истории. В этом случае происходило нечто вроде обмена: если ты сказал правду, то можешь получить легальный иммунитет. Модель Южной Африки имела свои изъяны: критики утверждали, что система учета была несовершенной, а признания часто носили политический характер. Но была хотя бы сама попытка подвести итог.
