Фактически был только один контекст, в котором Белл был готов согласиться на запись и рассказать историю своей карьеры в IRA: устная история для Белфастского проекта с Энтони Макинтайром. В суде прокурор предположил, что человек, участвующий в проекте под кодом Z, указанным на бостонских пленках, сыграл свою роль в убийстве МакКонвилл. (Обвинение против Белла в конце концов изменили с «содействия и подстрекательства» к убийству на «склонение» к убийству.)
Однако адвокат Белла, выдающийся белфастский юрист по имени Питер Корриган, требовал от суда отнестись к пленкам из Бостона как «к не подлежащим рассмотрению в качестве доказательства». Архив устной истории, по мнению Корригана, является «культурным и научным проектом, а потому полон неточностей», он «ненадежен и субъективен», он не соответствует жестким стандартам, предъявляемым к доказательствам по делу об уголовном преступлении. В любом случае, как заявил Корриган, его клиент не был в Белфасте в 1972 году, когда похитили МакКонвилл, и у него есть алиби.
Но эти аргументы носили вторичный характер по отношению к главному пункту защиты Белла: он не является Z. Когда Мэкерз проводил интервью для Белфастского проекта, он никогда не указывал настоящее имя своих собеседников ни на письменных текстах, ни на пленках – только алфавитный код. Личность участников расшифровывалась в отдельных формах. И эти формы были единственным документом, по которому можно было установить соответствие имени и кода. Из-за особенной щекотливости ситуации формы не посылали по электронной почте, их доставлял лично Боб О’Нейлл, директор Библиотеки Бернса. По прошествии лет выяснилось, что Бостонским колледжем утеряны некоторые формы, включая и ту, где расшифровывался код Z. У прокуроров в руках не было ни одной бумаги, которая бы доказывала, что интервьюируемый по имени Z – это на самом деле Айвор Белл. Конечно, Эд Молони и Энтони МакИнтайр точно знали, кто такой Z. Но было понятно, что у них отсутствуют какие бы то ни было намерения сотрудничать с судом. «Начиная это дело, нужно иметь ответ «на единственный вопрос», – заметил Корриган. – А именно: является ли голос человека на пленке голосом Айвора Белла? И это невозможно доказать».
Прокуроры, видимо, озадаченные таким дерзким гамбитом, объявили, что намереваются вызвать в суд специалиста по анализу голосов. Эксперты по «аналитической фонетике» время от времени выступали в суде, и они сравнивали не только тон и частоту голосов, но и лексику, синтаксис, а также использование характерных словечек типа «мм» и «а». Заявление Белла о том, что он не Z, весьма напоминало слова Адамса о том, что он никогда не состоял в ИРА – ложь, переходящая в фарс. Большинство участников Белфастского проекта вели с Мэкерзом многочасовые беседы в дружеской манере. Поэтому более чем вероятно, что Мэкерз часто забывался и обращался к ним просто по имени. Таким образом, в записях с пометкой Z, скорее всего, были места, где слышно, что Мэкерз называет Z Айвором. Кроме того, контекст остальных интервью не позволял отрицать, что он был Z: сколько еще людей из ИРА ездили с Адамсом на мирные переговоры 1972 года, поддерживали официальные связи с Ливией, затем стали начальником штаба, а потом предстали перед товарищеским судом по обвинению в предательстве?
Голосовой аналитик пришел к заключению, что Z – это, «вероятно», Айвор Белл. Но Корриган сказал, что даже если правительство сможет доказать, что его клиент – это Z, Белл все равно будет невиновен. Адвокат заметил, что если внимательно послушать записи, то «Z ясно дает понять, что он не имел отношения к убийству Джин МакКонвилл». Детектив из Полицейской службы Северной Ирландии, тоже слушавший интервью, был с ним не согласен, утверждая, что Z признает «свою решающую роль в содействии убийству, подстрекательству к нему и в обеспечении совершения этого убийства».
Если дело сфокусировалось на подстрекательстве, то возникает вопрос: подстрекательстве кого? Брендан Хьюз и Долорс Прайс твердо стояли на том, что именно Адамс отдавал приказ об убийстве. Но Адамс, похоже, освободился от прокурорского преследования. После допроса Полицейской службой Северной Ирландии в 2014 году его досье передали в прокуратуру. Но прокурор, человек по имени Барра МакГрори, объявил о самоотводе, поскольку его отец, тоже юрист, раньше представлял Адамса в суде. Такого рода потенциальный конфликт интересов наблюдался в Северной Ирландии везде и всюду. Чиновником из Полицейской службы, подписавшим ордер на арест Адамса, был некий Дрю Хэррис. Его отца убили люди из ИРА. Однако, прослушав пленки из Бостона, прокуроры пришли к заключению, что обвинения против Адамса строятся на неподтвержденных словах, которые не могут послужить базой для прокурорского преследования. Если Адамс действительно отдал бы приказ о казни Джин МакКонвилл, то и тогда он официально остался бы безнаказанным. Ведь устная история, в которой кто-то сам в чем-то признается, могла бы рассматриваться прокуратурой, в то время как устная история, обвиняющая других – нет. Айвору Беллу лучше всего было придерживаться принципа, за который Адамс упорно цеплялся с юных лет: «Ничего не говори». Это могло бы спасти его.
* * *
Кого следовало бы привлечь к ответственности за разглашение истории о насилии? Этот вопрос беспокоил всю Северную Ирландию. «Мой клиент имеет равные с другими права перед законом», – сказал Питер Корриган об Айворе Белле. Корриган задался вопросом: а не должны ли предстать перед тем же самым судом британские солдаты, стрелявшие в безоружных людей в Кровавое воскресенье? «Почему к двум сторонам конфликта такое разное отношение?» – поинтересовался он. Поскольку никогда не существовало никакого отработанного механизма, позволявшего иметь дело с прошлым, официальный подход к преступлениям, совершенным несколько десятилетий назад, был исключительно ситуативным и произвольным, в итоге недовольными оставались все. То и дело случались запросы на доследование и установление истины, в том числе со стороны правительства. Прошлое было значительной частью работы уголовной юстиции. Каждый день белфастские газеты печатали репортажи об очередном пересмотренном старом деле. Полицейская служба Северной Ирландии имела особое подразделение «наследие прошлого», которое занималось исключительно расследованиями преступлений, связанных со Смутой. В журнале записей числилась почти тысяча дел.
Даже если предположить, что полиция руководствовалась добрыми намерениями (а, как правило, этого не было), не существовало способа осуществить такое расследование, избежав обвинений в предвзятости. Власти располагали ограниченными ресурсами, бюджеты то и дело урезались. Полиция должна была и в настоящее время поддерживать порядок в Северной Ирландии. Детективам из отделения «наследия прошлого» временами казалось, что они проживают сценарий из фильма «Сумеречная зона» (Twilight Zone): в реальной жизни, вне работы – у тебя 2018 год, а на работе у тебя всегда 1973-й, или 1989-й, или еще какой-нибудь кровавый период давнего прошлого. Главой команды был полицейский-католик по имени Марк Гамильтон, сын одного из офицеров-католиков из старого Корпуса королевских констеблей. К тому времени как Гамильтон начал в 1994 году работать в этом департаменте, мирный процесс уже шел полным ходом. Он коп «времен прекращения огня», как он сам любил говорить. Он просто хотел быть обычным офицером полиции, не желая тратить свою карьеру на разбирательство с ушедшей в прошлое Смутой.
