И пожалел, что здесь нет Козицкого.
– Итак, Октавия вышла с вами на связь…
– В тот момент я уже сбежал из ангара, сказал, что не вернусь в него, поэтому девчонки прислали мне схему маршрута. Извините, что она не совпала с вашей.
– Вы с Сандрой на связи?
– Пытался дозвониться, когда вы меня нашли, но безуспешно.
– Почему?
– Не знаю. Возможно, они заняты. Или у них возникли проблемы.
– Какие?
– Я не был в рубке управления, мистер Райли, я понятия не имею, что там происходит.
– А что происходит здесь, вы понимаете, мистер Даррел?
– Меня арестовали, пообещали пристрелить, сковали и, кажется, считают инопланетянином.
Кто-то из инженеров выдал короткий смешок. Кто именно, Джен или Кочевник, Аллан не разобрал, но понял, что и этот раунд проигран вчистую.
– Мы находимся в ключевой точке для нашей цивилизации, мистер Даррел, мы можем изменить ход истории и вывести человечество в космос.
– Это я понимаю, мистер Райли, и очень рад, что стал участником столь грандиозных событий.
– И я не позволю вам мне помешать, мистер Даррел. И никому не позволю.
– Я ведь сказал «участником», а не «противником», мистер Райли. Я, знаете ли, не прочь отправиться к звёздам. Деньги на билет у меня есть.
– Ещё одно приключение, мистер Даррел?
– Именно так, мистер Райли.
– Тогда свяжитесь с Сандрой и попросите её провести нас в рубку управления.
– У нас односторонняя связь, мистер Райли, я об этом говорил.
– Хорошо, – помолчав, кивнул директор «Vacoom Inc.». – Подождём.
– Подождём, – согласился Бесполезный. – Кстати, мистер Райли, вы уже знаете, что приблизительно через тридцать часов корабль взлетит на воздух? В смысле – взлетит в вакуум?
///
Октавия заснула.
Сама заснула – Конфетка не подбрасывала ей снотворное, девушка просто устала. Сначала ковырялась с видео, выбирая лучшие эпизоды, затем они поели, попутно поделившись впечатлениями, потом вновь вернулись к делам. Леди – к видео, Сандра – к работе с инопланетной сетью. Потом Октавия сладко засопела, удобно устроившись в кресле, а Конфетка установила соединение с Бесполезным и оставалась на связи до тех пор, пока его не взяли.
Даррела взяли.
И не просто взяли: судя по всему, Райли догадывается, с кем имеет дело, но доказательств у него нет. Нет и не будет. Но Райли догадывается, а значит, постарается использовать Даррела в своих интересах, и у него это получится, потому что…
Даррела взяли.
Сандра не сомневалась, что однажды это случится. Она не лгала и не рисовалась во время разговора с Козицким, она действительно понимала, что однажды удача им изменит и они – все они – окажутся за решёткой. Или будут убиты во время задержания. Скорее всего будут убиты во время задержания, поскольку во время честного судебного процесса с лёгкостью докажут, что не имеют отношения к преступлениям, которые им приписывают. Но честный суд им не грозит, а затевать бесчестный слишком хлопотно и опасно, поэтому скорее всего их действительно убьют во время задержания. Как «оказавших сопротивление». Сандра об этом знала. Но почему-то была уверена, что попадётся первой. Почему? Нипочему. Просто была такая уверенность, несмотря на то, что друзья предприняли грандиозные усилия, чтобы вывести её из-под удара. Её спрятали, но она отказалась прятаться, потому что это были её друзья, люди, которых она любила. Ради которых была готова на всё.
Даррела взяли.
И что делать? Отправить роботов, чтобы они отбили Августа у разведчиков? Теоретически возможно, однако Сандра не была готова приказывать инопланетным роботам атаковать людей. И не была уверена, что при первых же признаках опасности Райли не прикажет убить Даррела. И не знала, разрешает ли ограниченный доступ отдать приказ на начало боевых действий.
Проклятый ограниченный доступ.
А самое главное, даже отбив Даррела у Райли, она не устранит главную проблему.
Они всё равно погибнут.
Потому что «временный командующий офицер Жарр» обладает всего лишь ограниченным доступом.
Сандра посмотрела на Октавию, вздохнула и направилась к выходу из рубки.
И не заметила, что один из микродронов бесшумно поднялся с плеча спящей Леди и полетел следом.
…
– Я хочу, чтобы ты называл меня Тиной, – вдруг сказала Диккенс, и Вагнер… Вагнер почувствовал, что дрожит. Не вздрогнул, а задрожал – внутри, потому что не ожидал, а главное – потому что понял, что стоит за просьбой. Почему она прозвучала.
Но поскольку ответ не последовал сразу, девушка подняла голову с груди кадета и посмотрела ему в глаза:
– Не хочешь?
– Я очень рад, что ты мне это предложила, – ответил на её взгляд Павел. – Я…
Диккенс не позволила ему договорить: потянулась, поцеловала в губы и улыбнулась:
– Я не люблю, когда меня называют Клементиной. Никогда не любила. Имя кажется слишком строгим, но родителям нравится, они называют меня только так. Я пару раз просила звать меня Тиной, они старались, однако хватало их ненадолго. Потом снова возвращались к Клементине. И тогда я решила, что Тиной меня будет называть только один человек. Самый главный.
– Только Тина, – шёпотом ответил Павел. – Обещаю.
– Спасибо.
Она не знала, как так получилось, хотя… Знала, конечно. Догадывалась, что так будет, когда уговаривала Линкольна позволить ей отнести Вагнеру ужин. Капитан, наверное, тоже всё понял, не маленький, но ничего не сказал, даже в лице не изменился, поблагодарил за предложение и разрешил. Но Диккенс до последнего не была уверена, что так будет. Что получится. Но в какой-то момент они оказались совсем рядом – в узком проходе трюма, коснулись друг друга руками… плечами… замерли… а потом Диккенс нашла себя целующей Вагнера – страстно, яростно, жарко… а Вагнера – целующего её. Лёгкое прикосновение превратилось в объятия, которые никто не смог бы разорвать. Даже взорвись сейчас ядерный заряд – Павел и Тина остались бы вместе, так крепко они вжались друг в друга. А потом Диккенс нашла себя стонущей – громко и страстно. И ещё. И ещё… А потом – уставшей, лежащей на груди Вагнера.
Счастливой.
– Я всегда буду называть тебя Тиной.
– Даже при капитане?
– При всех.
– Он спросит.
– Не уверен.
– Почему?
– Насколько я понял, Линкольн сторонник правила: «не спрашивай, не говори». Его не волнуют скелеты до тех пор, пока они в шкафу.
– Иногда они вылезают, – обронила девушка.
– Тогда Линкольн будет очень суров, – усмехнулся Вагнер. – Но мне плевать. К тому же он мне не то чтобы начальник. Временный руководитель.
