Он молчал.
– Видите ли, для миссис Ингланд мой приезд стал неожиданностью.
Он откашлялся и продолжил завтракать.
– Моя супруга… как бы вам сказать, забывчива.
– Несомненно, мы все иной раз что-нибудь забываем. Но знаете, что особенно удивительно? Именно хозяйка заказала для меня билеты на поезд.
Повисла неловкая пауза, длина которой ясно давала понять, что мне не стоило заводить этот разговор.
Мистер Ингланд заметил мое смущение и сменил тему.
– Так что сподвигло вас выбрать эту профессию, няня Мэй? Многие девушки вроде вас предпочли бы работать в конторе, в магазине или на фабрике и наслаждаться свободными вечерами.
Похоже, ему было действительно любопытно. Я не привыкла к тому, чтобы интересовались моим мнением, и от волнения меня бросило в жар.
– Я всегда любила детей.
– Хмм… Вы редкий человек.
– Родители много работали. Я в семье старшая из пятерых детей, и как-то само собой вышло, что я стала о них заботиться.
Мистер Ингланд кивнул.
– А кроме того, – продолжила я, аккуратно подбирая слова, – полагаю, нет занятия в жизни интереснее, чем развивать ум ребенка. – Теперь я завоевала внимание хозяина безоговорочно и продолжила более уверенно: – Как говорит наш директор, материал, с которым работают няни, дороже холста, совершеннее мрамора и несравнимо ценнее для человечества. Мы формируем из детей порядочных людей. – Я залилась краской. – Звучит очень напыщенно.
– Отнюдь, мне интересно. И я соглашусь: хорошее зерно, посеянное в плодородную землю, будет плодоносить из поколения в поколение. Впрочем, как и дурное зерно. Няня Мэй, да вы прямо психиатр!
– Прошу прощения, сэр, мне неизвестно значение этого слова.
– Психиатры работают с человеческим сознанием. Их клиенты в основном преступники, которые хотят сослаться на невменяемость.
Его интонация была теплой и дружеской, но я почувствовала, что наболтала слишком много, и торопливо поднялась со стула.
– Мне пора к детям, сэр.
– Конечно. Они мечтают с вами познакомиться. Я прочел о Норланд-колледже в The Times и подумал: «Мне нужна одна из этих нянь». Весьма прогрессивное заведение.
– Благодарю вас, сэр.
– Надеюсь, дети станут вас слушаться. Если нет, приходите ко мне.
– Хорошо, сэр.
Мистер Ингланд не походил на отца, раздающего детям тумаки. С этим веселым прищуром черных глаз и легкой, непринужденной манерой общения хозяин был скорее из тех отцов, кто посадит своих детей на колени и поведает назидательную историю.
– Увидимся в гостиной позже, – сказал он на прощание.
– Да, сэр. Мне сообщить госпоже?
Он начал неторопливо нарезать селедку.
– Сообщите. Да, и еще кое-что, – прибавил мистер Ингланд, не глядя на меня. – Пожалуйста, запирайте детскую на ночь. Ключ с внутренней стороны двери.
– Слушаюсь, сэр, – пораженно ответила я.
– Хорошего дня.
– Хорошего дня, сэр.
Кухня оказалась просторной, с высоким потолком, с керамической плиткой на стенах. Повариху, миссис Мэнньон, я застала за чернением замысловатой с виду печи жесткой кисточкой. Сама миссис Мэнньон была румяная, круглая, невысокая, с волосами цвета апельсинового варенья. Я представилась и попросила воды, а она ответила, что Блейз уже унесла таз наверх.
– Благодарю вас. В какое время здесь подают завтрак? – поинтересовалась я.
– В восемь.
– А что вы приготовили детям?
– Тост и овсянку.
Полная миссис Мэнньон говорила, не отрывая взгляда от печи, перед которой стояла на коленях на каменном полу.
– Можно ли попросить добавить в меню яйца всмятку? – подала голос я.
Кисть в руке поварихи замерла, и миссис Мэнньон повернулась ко мне вполоборота и взглянула искоса.
– Чего-чего?
– Яйца всмятку, – повторила я. – Для детей.
– Вам еще и яиц надо?
– Они могли бы съесть чуть меньше овсянки, если так будет удобнее.
– Они могли бы! – Повариха сдула огненную прядь с лица. – Ладно! Добавлю яйца в список продуктов на неделю. Обед в полдень, чай в шесть, но в детскую я обычно посылаю чай к четырем.
– Обед? – недоуменно повторила я.
Миссис Мэнньон бросила кисть в баночку и поднялась на ноги.
– Ланч, обед – называйте как хотите, – уточнила она.
– О, так значит, ланч в двенадцать, а вместо ужина чай?
– Мне не до загадок! – вспылила она. – Обед в полдень, чай в шесть, как я уже сказала.
Я поблагодарила повариху и пошла на выход. Слишком быстро захлопнувшаяся кухонная дверь немного прищемила мне платье. На лестнице я встретила Блейз, которая спускалась с помойным ведром. Она посторонилась, молча буравя меня черными глазками.
– Спасибо за воду, – поблагодарила я. – Я бы и сама принесла. Я няня Мэй.
– Пожалуйста, – сквозь зубы процедила Блейз и продолжила свой путь.
Сгорая от унижения, я поспешила в детскую и, закрыв за собой обитую сукном дверь, отгородилась от остального дома.
Дети уже проснулись. Старшая девочка сидела у себя в кровати с младенцем, стараясь держать братика подальше от края, а тот играл с ее темными локонами. В другом конце спальни младшая сестра рассматривала мою накидку, висевшую на крючке.
– Доброе утро! – весело поздоровалась я, и младшая девочка подпрыгнула от неожиданности.
Я раздвинула шторы, подняла жалюзи и распахнула окно.
Заметив, что мальчик сел в кровати, я представилась:
– Я няня Мэй.
– Вы не похожи на няню, – удивился он. – Вы слишком молодая.
– Что ж, я действительно няня, и более того, именно ваша. Как тебя зовут?
– Саул.
– Рада знакомству, мастер Саул.
Я повернулась к остальным.
– Малыша зовут Чарли, – сообщила старшая девочка. – А это Милли. Я Ребекка, но все зовут меня Декка.
– Няня Нэнгл не звала, – возразил Саул. – Она говорила, что прозвища для рабочих.
– Я только смотрела на ваши вещи, – оправдывалась Милли. – Я ничего не своровала.
– Надеюсь, – улыбнулась я. – Смотреть можно. Только сначала следует спросить позволения.
Милли смиренно убрала руки за спину.
– Я говорила ей не подходить, – сказала Декка.
Мой взгляд на мгновение задержался на ней. Я будто смотрела на себя в детстве. У нас обеих были длинные темные волосы. А потом я сообразила, что Дэкка на год младше Элси. У Декки отцовские глаза, в ней чувствовались серьезность и ответственность за младших детей. Декка положила братика себе на колени, и он весело загукал. Я взяла младенца на руки.
